Социальный либерализм. Сборник статей
политики (как в стандартной теории «провалов рынка» или «социальных дилемм») невозможно потому, что в отсутствие полной рациональности и четкой структуры предпочтений индивид принимает «сомнительные» решения даже в «идеальных» с точки зрения ограничений условиях.
Прежде всего, однако, важно понять, почему человек в поведенческой экономике склонен принимать идущие ему же самому во вред решения. Данное направление экономической науки акцентирует внимание на трех типах «ограничений», влияющих на человеческое поведение. Во-первых, «ограниченная сила воли» (bounded willpower) не позволяет человеку «заставить себя» следовать оптимальной стратегии поведения в каждый момент времени: например, заблаговременно приступить к выполнению сложного задания, соблюдать диету или просто проснуться вовремя.
В результате, даже если «слабовольный» индивид и в состоянии выбрать «оптимальную» цель, достичь он ее не сможет[45]. Во-вторых, «ограниченный эгоизм» (bounded self-interest) ведет к тому, что в отличие от стандартных моделей экономической теории индивиды добровольно готовы жертвовать определенную долю своего дохода в пользу менее защищенных членов общества. В-третьих, наконец, ограниченные когнитивные способности (bounded cognition) не позволяют человеку увидеть весь спектр возможных решений, и, следовательно, он может «проглядеть» оптимальный вариант. Чем более сложна ситуация принятия решений, тем выше вероятность субоптимального (с точки зрения предпочтений самого индивида!) выбора.
Список проблем может быть и расширен. Например, один из выводов нейроэкономики – направления исследований, интегрирующего выводы экономической теории и науки о мозге – постулирует наличие в человеческом мозгу «дуализма желаний и предпочтений» (wanting – liking dualism). Суть его состоит в том, что за «желания» (то есть выбор человеком своих действий) отвечает одна подсистема мозга (wanting system), а за «предпочтения» (то есть оценку последствий выбора) – другая (liking system). В результате выбор человека нередко не согласуется с его желаниями [Herrmann-Pillath, 2010][46]. Другой, еще более экстремальный пример, – существование ситуаций, в которых люди сознательно предпочитают деструктивный вариант взаимодействия с окружающими, даже если он не приносит им никакой реальной выгоды. В экспериментальной экономике это явление называют «радостью разрушения» (joy of destruction) [Abbink, Sadrieh, 2009]; речь может идти и о формировании устойчивых институциональных сред, реализующих подобное стремление к причинению вреда окружающим [Mildenberger, 2012][47]. Я, однако, сосредоточу внимание на трех «исходных» проблемах поведенческой экономики.
Ограниченный эгоизм обычно не рассматривается как основание для государственного вмешательства. Наоборот, в этом случае активность государства может разрушить существующие схемы добровольной взаимопомощи в обществе; например, масштабные перераспределительные программы «вытесняют» частную
Простейший пример – «гиперболическое дисконтирование», при котором выгоды от текущего действия оцениваются значительно выше, чем будущие убытки. Исследования показывают, что слабость силы воли становится проблемой, прежде всего, при росте числа доступных вариантов выбора [O’Donoghue, Rabin, 2001].
Принято говорить о «полезности опыта»
Подчеркну, что речь не идет о «войне всех против всех» по Т. Гоббсу – если в последней участники преследуют цель максимизации собственного благосостояния за счет окружающих, что, вообще-то, может привести к формированию эффективных равновесий [Piccione, Rubinstein, 2007], «радость разрушения» состоит именно в причинении вреда – даже если последний не приносит никакой выгоды, кроме «морального удовлетворения».