Саги Старой Пустыни. К. Рэд
должны вы брать с людей тех мудрых
Которые дома украсили снаружи
Чтоб гости внутрь заходили без опаски
Ахмар.
Аль–Хира попыталась встретить нас неприветливо – но, пожалуй, винить в этом стоит только меня самого. Я уже настолько привык путешествовать с кортежем, который ясно давал понять всем встречным мой статус и положение при дворе, что попытался промчаться на полном ходу через парадные городские ворота, небрежно кивнув охраннику. А что должен сделать хороший солдат на посту, увидев, как прискакавший из пустыни оборванец в запыленной одежде в сопровождении красноволосой нубийки пытается проскочить через въезд, пользоваться которым положено только знати, да еще и не собирается останавливаться, чтобы заплатить пошлину за въезд в столицу? Правильно, рубануть наглеца ятаганом, а потом уже разбираться, почему ему пришло в голову совершить самоубийство столь экзотическим способом. И у него почти получилось это сделать – почти, потому что в последний момент Ксенна небрежным движением выбила ногой саблю у него из рук и, соскочив с лошади, в два счета скрутила дюжего детину, уткнув его носом в дорожную пыль.
– Его ведь не надо убивать, да? – спросила она совершенно невозмутимым тоном, и я представил, каково это слышать бедолаге, корчившемуся под ее коленом.
– Нет, нет, ни в коем случае. Отпусти его. Уважаемый, все в порядке. Я Ахмар ибн Омар, слуга Муккариба Порядка, – я вытянул в его сторону руку, чтобы он увидел печатку уполномоченного, – возвращаюсь с докладом, не терпящим отлагательств.
Увидев золотой перстень, солдат, которого Ксенна успела отпустить, молча кивнул и, подобрав с земли свой ятаган, отошел на обочину, пропуская нас в город. Я вновь забрался в седло и подумав, что негоже завершать нашу встречу таким образом, вновь повернулся к бдительному охраннику.
– Ты хорошо несешь свою службу, солдат, и я рад, что покой Аль–Хиры охраняется столь тщательно. Вот, держи, – я протянул ему монету, – выпей сегодня за здоровье Хана и всех его верных слуг.
– Непременно. – улыбнулся детина, принимая от меня золотой. – Да хранят тебя все боги пустыни, Ахмар ибн Омар.
Кивнув ему на прощанье, я тронулся вперед, и копыта наших лошадей начали отбивать неспешную дробь по мощенным улицам столицы. О, прекрасная Аль–Хира, сердце Империи! С одной стороны тебя овевают обжигающие ветры пустыни; с другой – ласкает своим прохладным дыханием неторопливо текущий Евфрат. В безмятежное голубое небо возносятся твои шпили и купола, стены твои покрывают древние барельефы и золотая чеканка новейших времен, тонкие ароматы духов и пряностей мешаются на твоих улочках с запахами аппетитнейших блюд и изысканных вин. Со всех краев Империи стекаются сюда люди и в сумятице и гомоне базарных рядов призывают в яростном торге к себе в свидетели Христа, Ахура–Мазду, Яхвэ и Аль–Лат, а после, в полумраке винных погребов, пьют за них все вместе, уже не разбирая толком, кто какому богу поклоняется. Весело бурлящая смесь языков, народов, обычаев и верований