Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл
наших вечерах желанным гостем, – говорит Иво Ост. – Пока не лишился свободы.
– Фишер, Ауэханд и Маринус к нам не заглядывают, нос воротят, но вы-то, господин де Зут, видать, веселого нрава…
На полке осталось девять бутылей.
– Так что вот, удрал я от папаши, пока он мне печенку не вырвал, – рассказывает Гроте, поглаживая свои карты. – И побрел в Амстердам, богатства искать да любви невиданной, ага?
Он наливает себе еще стакан рома, цветом как моча.
– Но любовь мне только та повстречалась, за какую наличными вперед платят, а после долго лечатся, а уж о богатстве и говорить нечего. Голод я там нашел, и только. Лед, снег и карманников, что упавшего сожрут, как собаки… Думаю себе: торговля – вот путь к успеху. Потратил все свое «наследство» на тележку с углем – так ее другие угольщики в канал опрокинули и меня следом спихнули. Орут: «Здесь наше место, приблуда фрисландская! Как захочешь еще искупаться – милости просим!» Получил я от этой ледяной ванны, кроме науки о монополии, жестокую лихорадку. Неделю нос на улицу высунуть не мог, а потом домохозяин меня выставил, под зад коленом. Ботинки дырявые, жрать нечего, разве что вонючий туман глотать. Сижу я на ступеньках у Новой церкви и думаю, не стать ли мне вором, пока еще силы хватает удирать от погони, или замерзнуть насмерть, да и дело с концом…
– Я бы выбрал вором, – говорит Иво. – Тут и думать нечего.
– И тут подходит ко мне дядька – на голове цилиндр, в руках трость с костяным набалдашником, сам такой приветливый. «Мальчик, знаешь, кто я?» – «Не знаю, минеер». А он: «Я – твоя будущность». Я решил, он это в том смысле, что даст мне поесть, если я вступлю в его Церковь. А мне к тому времени так живот подвело, что я за горшок каши иудейскую веру принял бы. Но нет! «Слышал ты, мальчик, о благородной и преуспевающей Объединенной Ост-Индской компании?» – спрашивает. А я ему: «Кто ж не слышал». А он: «Так тебе известно, какие блестящие перспективы открываются крепким и старательным юношам, что служат Компании в ее владениях по всему земному шару, созданному Творцом?» Тут я сообразил наконец. «Известно, минеер, а то как же», – отвечаю. Он мне: «Так вот, я вербовщик из головной конторы в Амстердаме, а звать меня Дюк ван Эйс. Если я тебе предложу полгульдена авансом и жилье со всем довольствием до отплытия в страны таинственного Востока, что скажешь?» А я ему: «Дюк ван Эйс, вы мой спаситель». Господин де З., никак вам наш ром не по вкусу пришелся?
– Он мне желудок насквозь проел, господин Гроте, а в остальном вкус отменный.
Гроте выкладывает на стол пятерку бубен; Герритсзон шмякает даму.
– Ату его! – Барт припечатывает к столешнице козырную пятерку и подгребает к себе гвозди.
Якоб сбрасывает карту червей небольшого достоинства.
– Что же ваш спаситель, господин Гроте?
Гроте изучает свои карты.
– Отвел меня этот господин в домишко-развалюху позади тюрьмы Распхёйс. Улочка была убогая и контора обшарпанная, зато тепло и сухо, а на лестнице так славно пахло копченой грудинкой! Я даже спросил, нельзя ли мне ломтик. Ван Эйс засмеялся и говорит: «Распишись