Я ─ осёл, на котором Господин мой въехал в Иерусалим. Владимир Шеменев
мне: «Была бы моя мать кобылой, родился бы жеребцом, а раз мать моя ослица, то и быть мне всю жизнь ослом…»
– А была бы его мать козой, родился бы козлом, – оценив шутку Сары, Иов громко хохотнул.
А вот я ничего не понял, надулся и запыхтел. Нашли с кем сравнить – с козлом!
– Первый раз вижу такого впечатлительного осла.
– Особенный он!
Ну сейчас начнет рассказывать про сон, в котором она видела человека с осликом. Это я всё уже слышал, мне бы продолжение узнать.
– Ты хочешь сказать, он мессия? – Иов с улыбкой посмотрел на меня.
– Нет! Но для него берегу.
Гадоль замолчал, переваривая услышанное.
– Кажется, я понял, – Иов, взмахнув руками, крикнул: «Ликуй от радости, дщерь Сиона78, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной79».
Он-то понял, а вот я не очень. Попросил бы пояснить – да как?..
Женщина остановилась и, вытерев тыльной стороной ладони пот, сказала:
– Эти слова я слышу каждый день.
– От кого? Скажи мне – и я принесу ему в жертву двух козлов.
– От моего мужа, Симона-горшечника, – хозяйка перекинула с плеча на плечо суму и пошла, не оглядываясь.
Иов постоял, думая о чем-то своем, махнул рукой и пошел, поспешая, чтобы нагнать Сару и поговорить с ней об осле, Симоне и Мессии, которого ждали все иудеи от Газы80 до Кесарии Филипповой81. Я тоже не отставал – в надежде, что они проговорятся и пояснят сказанное: про царя и осла.
Так и дошли до дома: я с надеждою, они с верою, а Атнат с материнской любовью. Когда показалась милая моему сердцу пальма, я пропустил вперед Иова, прячась за его спиной.
Храмовников во дворе не было, и я перевел дух.
Глава 4. Первый среди первых
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.
Евангелие от Матфея, 23:27–28
Послеполуденная молитва давно закончилась, «Амида» была прочитана и строка из псалма сказана, но он не снимал талес, только всё ниже и ниже склонял голову. Потрескавшиеся, обветренные губы, смазанные оливковым маслом, шептали: «За что, Господи, ты подвергаешь народ свой испытаниям? За что посылаешь нам пророка, которого мы не желали? Сделай как было во времена отцов наших, – на минуту он запнулся, но тут же подхватил на более высокой ноте. – Ничтожными сделай знамения лжепророков, обнаружь безумие волшебников, мудрецов прогони назад и знания их сделай глупостью. Не погнушайся словами моими, пошли мне знамение, что услышан голос мой. Прости меня, Господи, что потревожил тебя просьбой своей».
Он не считал, что сильно согрешил, выдав слова, сказанные Господом пророку Исаие, за свои. Текст был другой82, но, как считал Иосиф,