Таня Гроттер и локон Афродиты. Дмитрий Емец
к концу, июнь все равно придумать не мог. Его фантазия ограничивалась исключительно его возможностями. Правда, существовало одно «но». Последние числа истекающего месяца обещали запомниться надолго. Начиная с двадцать второго в расписании стояли сразу шесть экзаменов: ветеринарная магия, основы белой (у части курса – темной) магии, теоретическая магия, практика сглаза, нежитеведение и история магии.
Экзамены были введены по личному распоряжению Сарданапала. Академик посчитал, что выпускник Тибидохса не может ограничиться одним тестом Теофедулия.
Преподаватели не собирались делать никому послаблений. Будто и не они недавно вернулись из небытия после истории с колодцем Посейдона. Каждый выражал свое отношение в собственной манере. Великая Зуби посмеивалась и куталась в плед. Она имела свойство мерзнуть даже летом. Тарарах пожимал плечами и бурчал, что как ни
крути, а магических зверей лечить надо. «Ежели не то ему, миляге, дашь, так он и не туда копыта откинет», – заканчивал он сурово, что доказывало его решимость серьезно подойти к экзамену.
Медузия же вообще воздерживалась от каких-либо прогнозов, лишь уронила вскользь, что ее экзамен сдадут все. «Все, кто выживет», – уточнила она после всеобщего облегченного вздоха. Затем она вручила Готфриду Бульонскому таинственный черный чемодан, окованный снаружи стальными полосами с рунами, и отправила его в таинственную командировку. Готфрид вернулся через два дня поздно вечером. Его случайно видел Кузя Тузиков, потом утверждавший, что Бульонский был белый как бумага, шатался и прижимал к груди чемодан. Стальные полосы чемодана, по словам Тузикова, были прогнуты внутрь, и вообще чемодан выглядел так, будто на нем посидели Дубыня, Усыня и Горыня. Вначале по очереди, а затем и все вместе.
Впечатленный Тузиков примчался в гостиную, давно уже ставшую общей, ибо невозможно всерьез сидеть по разным углам на том только основании, что у кого-то искры красные, а у кого-то зеленые, и мигом выложил все, что видел.
– Если в чемодане то, что я думаю, то я не думаю, что Медузия хорошо подумала, когда думала, как ей разнообразить наш последний экзамен. Вот как думается мне! – авторитетно заметил Шурасик.
– Почему последний? Последний же история магии? – удивился Жора Жикин.
– Говоря последний, я имел в виду «последний в твоей жизни». Я-то уж как-нибудь сдам, – уточнил Шурасик и утешающе похлопал тибидохского красавчика по посеревшей щечке.
– Мертвые, живые, какая разница! От моего экзамена ничто не освобождает! Я вас и на том свете достану, хе-хе! – дружелюбно позванивая кандалами, предупредил Безглазый Ужас. Он выглянул из стены, подобрал скатившуюся с плеч голову, закапал ковер кровью и удалился, как весны моей златые дни.
– Свинтусы неблагодарные эти преподы! Нет чтоб экзамены вообще отменить! И зачем я их спасала, этих уродов? Зачем старалась, зачем мы с Ванечкой нервы себе портили? А?! Ну что молчите, струсили? Сказать нечего? – с надрывом произнесла Лиза Зализина.
В воздухе неуловимо распространились флюиды тетушки истерики. Огонь в печи позеленел от досады, зачадил и погас.
– Лизон! Недооцененная ты наша! Держи себя в руках! Отойди в уголок и мучайся в тряпочку! – отрезала Склепова.
На другой день за обедом в Зале Двух Стихий развоевался Поклеп.
– И