У нас это невозможно. Синклер Льюис
все, чтобы этого не было… Ты, конечно, понимаешь, что и ты, и я, и Сисси, и Фаулер, и Мэри можем быть расстреляны, если я попытаюсь действительно что-нибудь сделать… Хм! Сейчас-то я храбрюсь, но, может быть, напугаюсь до смерти, когда услышу, как маршируют личные войска Бэза!
– О, но ты будешь осторожен, не правда ли? – взмолилась Эмма. – Кстати, пока не забыла: сколько раз уж я просила тебя, Дормэс, не давать Фулишу куриных косточек – они застрянут у него, бедненького, в горлышке, и он ими подавится. И потом еще, ты постоянно оставляешь ключи в автомобиле, когда ставишь его ночью в гараж! Я уверена, что Шэд Ледью или кто другой не сегодня завтра украдет его ночью.
Отец Пирфайкс, прочитав пятнадцать пунктов, рассердился куда сильнее, чем Дормэс.
– Что же это такое? – зарычал он. – Негры, евреи, женщины – все попали под запрет, а нас, католиков, на сей раз пропустили. Гитлер не пренебрегал нами. Он нас преследовал. Это, видно, дело рук Кофлина. Это он представил нас слишком почтенными.
Сисси, мечтавшая об архитектурной школе, чтобы создать новый стиль домов из стекла и стали; Лоринда Пайк, у которой была идея – устроить в Вермонте курорт наподобие Карлсбада – Виши – Саратоги; миссис Кэнди, которая подумывала о собственной маленькой пекарне, когда она станет слишком стара для домашней работы, – все они были возмущены гораздо больше, чем Дормэс или отец Пирфайкс.
Сисси, походившая теперь скорее на воинственную амазонку, чем на кокетливую девушку, сердито рычала:
– Стало быть, «Лига забытых людей» собирается сделать нас «Лигой забытых женщин»! Отправить нас снова стирать белье и мыть посуду! Заставить нас читать Луизу Мей Олкотт и Барри, – кроме, конечно, воскресений! Заставить нас покорно и благодарно спать с мужчинами…
– Сисси, – возопила мать.
– …вроде Шэда Ледью! Вот что, папа, можешь сейчас же сесть и написать Берзелиосу от моего имени, что я уезжаю в Англию с первым же пароходом!
Миссис Кэнди перестала перетирать стаканы (мягким посудным полотенцем, которое она ежедневно тщательно стирала) и проворчала:
– Какие зловредные люди! Надеюсь, их скоро расстреляют, – что для миссис Кэнди было чрезвычайно пространным и гуманным заявлением.
«Да! Довольно зловредные. Но не следует упускать из виду, что Уиндрип – всего лишь щепка, увлекаемая водоворотом. Не он затеял все это. При том вполне справедливом недовольстве, которое накопилось против хитроумных политиков и плутократов, не будь Уиндрипа, явился бы кто-нибудь другой… Мы обязаны были предвидеть это, – мы – досточтимые граждане… И все же это не основание, чтобы мириться с подобным положением», – думал Дормэс.
IX
Люди, сами никогда не сидевшие в государственных советах, не могут понять, что главное качество действительно великих государственных деятелей не политическая мудрость, а огромная, глубокая, всеобъемлющая Любовь к людям всех сортов и состояний и ко всей