Миры под лезвием секиры. Николай Чадович
А может, просто мамка-сучка отошла на забор побрызгать?
– Хорошо, если так, – пробасил кто-то. – А если сучку живодер прибрал?
– Рег-ла-мент! – объявил Смыков, словно винтовочным затвором лязгнул.
– Прошу прощения, – разнобровый раскланялся на все четыре стороны и сел.
– Кто следующий? Смелее… – Цыпф сделал рукой приглашающий жест.
Во втором ряду приподнялся человек, такой крупный, что до сих пор казалось, будто бы он стоит. Сейчас же, даже сгорбившись, он едва не задевал макушкой обрывок свисающего с потолка электрического шнура.
– Тут еще и четвертая часть из нас не высказалась, а уже обед скоро, – веско сообщил он, упираясь кулаками в спинку переднего кресла. – Я, между прочим, ночевать здесь не собираюсь. Хилые у вас кровати, а на нарах мне плохие сны снятся… Поэтому предлагаю: у кого действительно есть что сказать, пусть говорит. А если на твоей территории ничего не случилось, сдвигов нет ни в худшую, ни в лучшую сторону, можно и помолчать в тряпочку. Я, например, так и сделаю… У кого словесный понос наблюдается, пусть ко мне обратится. Вылечу…
– Верно! В самую точку! – одобрительно заулюлюкали почти все собравшиеся. – От души сказано. Цицерон ты наш! За такие слова ему лишняя порция на обеде полагается! А еще лучше – лишняя чарка.
Даже Верка захлопала в ладоши: «Молодец, зайчик!»
– Не так часто мы собираемся, чтобы сегодня в молчанку играть, – попробовал возразить Цыпф. – Не могу поверить, что в Хохме или на Изволоке за это время ничего примечательного не случилось. На этих примерах мы должны сами учиться и других учить. Ведь по телефону сейчас не созвонишься. Да и телеграмму не дашь. Что вчера в Трехградье случилось, завтра может в Гиблой Дыре повториться…
Опять поднялся шум, как одобрительный, так и негодующий, но всех перекричала Верка, на которую нынче ну прямо стих какой-то нашел:
– А ты, собственно говоря, кто такой? – Она вскочила, отпихнув мыкающегося между сном и явью Зяблика. – Ты чего это, Левка, раскомандовался? До власти дорвался? Забыл, что сегодня я должна на этом месте сидеть? Сейчас пулей отсюда вылетишь! Тебе люди дело говорят! Нечего здесь попусту трепаться! Тебя, может, язык и кормит, а нас – ноги! Хорошо возле кухни отсиживаться да книжки почитывать! А мы сутками напролет то за варнаками, то за аггелами гоняемся!
– Хорошо, хорошо! – Цыпф демонстративно заткнул уши. – Делайте что хотите. Пусть выступают только те, у кого есть важные сообщения.
– Или соображения, – добавил Смыков. – Но все же о регламенте прошу не забывать.
– Тихо, братва! – со своего места поднялся тот самый человек, который до этого неоднократно подавал нетрезвые реплики. – Лева, как всегда, прав. Быть такого не может, чтобы в Хохме какое-нибудь чудо не приключилось. Я там недавно, сами знаете. Общим решением направлен на перевоспитание… Пока я на новое место добирался, все время голову ломал: почему его Хохмой назвали? Очень скоро все выяснилось. Оказывается, там