Пропасть глубиною в жизнь. Анатолий Косоговский
уже давно смирилась со своим безрадостным положением. Она даже не пыталась каким-то образом влиять на своего бестолкового тридцатишестилетнего сына, когда он днями пропадал неизвестно где или когда изрядно поддатым возвращался домой поздно вечером. Это была ее беда, ее горе, то тяжкое бремя, которое никто другой, кроме нее самой, нести не имел особого желания. Одно утешало: при любых обстоятельствах, даже под действием бесчисленного количества алкоголя, сын ее оставался человеком тихим, незлобным. А чтоб на мать когда руку поднял, такого никто даже представить бы себе не мог.
С женою он расстался больше десятка лет назад, прожив с ней около двух годков. Детей на свет, уж непонятно по чьей вине или какой другой причине, они не произвели, а потому расстались молча, без ссор и претензий, без ругани и укоров, без лишних слов. Жена уехала к родителям в соседнее село, мать, подкошенная недугом, окончательно слегла, а Шнур все больше и больше начал заглядывать в бутылку, пытаясь найти в ней ответы на множество возникавших в его жизни вопросов. Случалось, ответы приходили по мере увеличения количества потребляемого алкоголя, но каким-то странным образом улетучивались с протрезвлением и наступлением похмелья. И этот круговорот, образуя жизненную воронку, все глубже затягивал опустившего руки незадачливого бывшего главы семьи и непутевого сына.
С уходом жены и болезнью матери Шнур остался полноправным хозяином в своем доме. Правда, слово «хозяин» подходило к нему чисто теоретически. Хозяин должен заниматься хозяйством, а у Шнура, кроме как переночевать в своем захудалом деревянном доме, который за неимением нормального фундамента с каждым годом все больше и больше заваливался набок, никаких других желаний по его благоустройству не возникало.
Копание в земле его тоже не прельщало. Стоило ли днями корячиться с лопатой, выращивая хилый урожай, который каждый год почти полностью пропадал на их подтапливаемом водой огороде. Пока мать могла передвигаться, она еще как-то боролась с этим, днями пропадая на грядках. Теперь же, когда управление домашним хозяйством целиком легло на плечи Шнура, земля, когда-то любовно обрабатываемая матерью, превратилась в сплошное пестрое море сорных трав, перекатывавшихся волнами под порывами налетавшего ветра.
Соседи на первых порах пытались настроить новоиспеченного горе-хозяина на трудовые подвиги, мол, без труда не выловишь и рыбку из пруда; умение и труд все перетрут. Даже сообща помогали обрабатывать огород, воспитывая и наставляя, так сказать, личным примером, но очень быстро поняли, что все их потуги разбиваются о слабохарактерность и отсутствие силы воли подопечного, которые в быту называется ленью. Да, Шнур часто слышал упреки и причмокивание соседей, так и не смогших скрывать отчаяние при виде заросшего Шнурового огорода. Где-то в душе ему было стыдно перед добрейшими людьми, столько сил положившими на то, чтобы сделать из него трудоголика, но каждый раз это чувство сначала притуплялось, а после и совсем испарялось, лишь появлялась у него возможность хорошенько отдохнуть,