Работа над ошибками. Питер Лавси
затемненное пластиковое забрало шлема. Несколько лет, проведенных в тюрьме Олбани, давали о себе знать – лицо Маунтджоя казалось изможденным. Однако Даймонд сразу узнал знакомые черты. Джон Маунтджой был больше похож на славянина, чем на англосакса. Темно-карие, глубоко посаженные глаза, высокие и широкие скулы, твердая линия рта и массивная нижняя челюсть – весь облик Маунтджоя свидетельствовал о том, что он человек волевой и решительный.
Глядя на него, Даймонд равнодушно кивнул, словно перед ним находился незнакомец. Между тем он лихорадочно обдумывал десяток вопросов – их он собирался задать Маунтджою, дождавшись удобного случая. Но сейчас парадом командовал Маунтджой, так что Питеру ничего не оставалось, кроме как отдать инициативу преступнику.
– Здесь мы говорить не будем, – заявил Маунтджой.
Даймонд промолчал, рассчитывая, что его собеседник расценит это как знак согласия.
– Наденьте шлем и садитесь на чертов мотоцикл, – жестко произнес Маунтджой.
Питер покачал головой.
– Что вы сказали? – спросил Маунтджой.
– Ничего. Ровным счетом ничего. Думаю, будет лучше, если не я надену шлем, а вы снимете свой.
– Что?
– Я говорю… А впрочем, забудьте об этом.
– Я не повезу вас далеко, – настаивал на своем Маунтджой.
– Вы вообще никуда меня не повезете, – пробормотал Даймонд себе под нос.
– Пытаетесь выиграть время? Надеетесь, что сюда вот-вот подоспеет целая свора ваших вооруженных коллег с оружием и в бронежилетах?
Питер пожал плечами и с безнадежным видом развел руками.
– Говорю вам, если попытаетесь загрести меня, девчонке конец.
Грубость тона Маунтджоя контрастировала с хорошо поставленным голосом: сразу чувствовалось, что его обладатель – человек интеллигентный. Разумеется, пребывание в тюрьме не могло не изменить Маунтджоя. Но ведь он всего четыре года назад являлся директором колледжа, и это чувствовалось. Да, он уже тогда был склонен к насилию и его жертвами были исключительно женщины. Маунтджой никогда не участвовал в уличных потасовках.
Даймонд с преувеличенным равнодушием зевнул и, отвернувшись от Маунтджоя, принялся разглядывать клочья овечьей шерсти на колючей проволоке ворот. Похоже, ему удалось выиграть несколько очков, потому что Маунтджой, внимательно оглядев окрестности, опустил подножку мотоцикла. Затем он снял с головы шлем и положил его на топливный бак. За время пребывания в тюрьме в его темных волосах появились серебряные нити седины.
– Ладно, поговорим здесь.
– Не возражаю, – кивнул Даймонд, словно идея принадлежала не ему, а Маунтджою.
– Вы хорошо поняли, что я сказал? Попытаетесь меня сцапать – девице вашей конец.
– Арестовывать вас – не моя работа.
– Что вы имеете в виду?
Даймонд уже собирался сказать, что он больше не полицейский, но в последний момент сдержался. Перечеркнув своим заявлением