Метель. Андрей Бондаренко
опустилась ниже нуля, с неба сыпали-падали крохотные снежинки-пылинки, тут же разносимые порывистым ветром во все стороны.
– Нормальная осенняя погода, – тихонько пробормотал себе под нос Петька. – Середина октября месяца, как-никак. Было бы странно, если бы вокруг всё плавилось от жары, а из серых туч капал летний ленивый дождик….
На дворе, действительно, стоял октябрь. Причём, октябрь 2012-го года. То бишь, совсем недавно исполнилось ровно двести лет со дня легендарного Бородинского сражения. Знаковый и знаменательный юбилей – для настоящих исторических «реконструкторов». Как можно было пройти мимо этого наиважнейшего события? Ясен пень, что никак…
Однако, «реконструировать» Бородинское сражение уже не представлялось возможным – по целому комплексу уважительных и совершенно неуважительных причин. Во-первых, для этого не хватало народа, лошадей, пушек, ружей и всего прочего – даже для «реконструкции» в масштабе один к пятистам. В смысле, даже для «реконструкции» отдельных значимых эпизодов знаменитой схватки. А, во-вторых, имело место быть обычное русское раздолбайство. Пока созванивались-списывались-договаривались, шестое сентября – дата Бородинской битвы – бесповоротно прошло. Поэтому коллегиально было принято следующее Соломоново решение: «реконструировать» сражение (откровенно второстепенное – с глобальной точки зрения) за русский городок Малоярославец, которое состоялось 24 октября 1812-го года. Ну, это когда Наполеон Бонапарт не смог пробиться к Калуге, и вынужден был начать отступление на Можайск и далее – на разорённую войной старую Смоленскую дорогу, где уставшую и оголодавшую французскую армию уже поджидали лихие русские партизаны…
Естественно, что не последнюю роль в этом выборе сыграл и тот немаловажный факт, что как раз под Малоярославцем (юго-восточнее на восемьдесят-девяносто километров) у Глеба Нефёдова – российского олигарха средней руки – было оформлено в собственность с десяток-другой гектаров полей, перелесков и маленьких рощиц. Ну, и приличный загородный дом – с многочисленными хозяйственными пристройками – наличествовал. Натуральное поместье, короче говоря, с двумя просторными конюшнями на двадцать лошадиных голов каждая…
Послышался характерный визг автомобильных покрышек, и у подъезда остановился мощный, светло-салатный японский джип-внедорожник. Синхронно приоткрылись передние дверцы машины, и наружу выбрались уже упомянутый Глеб Нефёдов и неизвестная Петру молодая девушка.
Глеб был видным тридцатипятилетним мужиком: высоким, широкоплечим, статным, с ухоженной чёрной бородкой. Он очень любил – во время исторических «реконструкций» – изображать из себя различных благородных средневековых рыцарей, желательно графов, баронов и маркизов. В этот же раз ему предстояло (главным образом, из-за упрямого нежелания расставаться со стильной чёрной бородой) выступать в роли безымянного казачьего есаула. В дорогу Нефёдов оделся, как и было принято у очень богатых людей с хорошим вкусом: бежевая