Шестирукий резидент. Александр Рудазов
вас, товарищ Пукин, никто, значить, не спрашивает.
– Лукин! – раздраженно поправил майор. Но больше ничего не сказал.
– А вот, значить, вам, товарищ Бритва, другой вопрос, – задумался Щученко. – Вы кем же будете по, значить, классовому строю? Пролетариать? Или, може, буржуазия?
– Коренной пролетарий, – быстро ответил я. – Рабочий класс.
– А мозоля-то на руках покажьте! – в голос заорал полковник, хватая меня за руку. – Ишь, ручки-то мяконькие… хотя не очень… да уж, не очень, це я еще, значить, недосказал…
Я спокойно смотрел, как он дотошно проверяет все мои ладони, пытаясь отыскать хоть один мягкий участок. Пусть ищет – кожа у меня хитиновая, играет роль экзоскелета. Такую кожу даже автоматной очередью пробить нелегко. Я же все-таки архидемон!
– Да, мозоля есть… – неохотно признал Щученко. – Сплошные мозоля со всех, значить, сторон… Только сомнения никуда не пропали, здесь они, здеся… Ху… рмы не хотите, товарищ Бритва?
– Не откажусь, – протянул руку я.
– А вот вам ху… рмы мы не дадим! – бешено заорал полковник, торопливо пряча пакет в портфель. – Советский народ, значить, трудился, растил ее, молол, выпекал, а вы, значить, приперлись на готовенькое?! Привыкли, значить, в шесть рук народное достояние грабить?! Не дадим, значить, инопланетным капиталистам жрать нашу хурму и прочие хлебобулочные изделия!
– Хурма – это фрукт, – спокойно сообщил я.
– Я знаю, – ничуть не смутился Щученко. – Це я, значить, вас проверял. А вы проверку-то, значить, и не выдержали! Откуда вы, товарищ Бритва, знаете, шо такое наша хурма?! Шпион?!
– Разведчик! – обиделся я.
– А воть с этого места попрошу, значить, поподробнее, – оживился Щученко, придвигая к себе чистый лист бумаги, чернильницу и авторучку. – На какую разведку работаете?
На миг я задумался, за каким хреном ему понадобилась чернильница… но в следующий момент полковник невозмутимо обмакнул в чернила шариковую ручку, даже не снимая колпачка, и начал писать. По-моему, от такого зрелища челюсть упала под стол не только у меня, но и у всей милиции.
– Скажите, товарищ полковник, – облокотился на стол четырьмя локтями я, – а вас не смущает то, что вы вот так запросто допрашиваете… не совсем обычное существо?
– Нисколько, – не отрывая глаз от бумаги, ответил Щученко. – Мы, значить, не расисты, на внешность не смотрим. У нас к усем равное, значить, отношение. Главное – шоб ты был коммунисть и трудящийся! А дальше разберемся.
С этими словами он отдал пакет с хурмой майору Лукину. Майор по честному разделил фрукты между всеми присутствующими. А сердобольная лейтенантша Лена незаметно сунула одну штуку и мне, пока Щученко чесал ручкой затылок, размышляя, как правильно пишется «полковник». В конце концов он вспомнил однокоренное слово «палка», написал «палковник» и расплылся в широченной улыбке, довольный своей грамотностью.
– Вот вы, товарищ Бритва, только жрать и могете, – неодобрительно покосился на меня Щученко, все-таки заметивший несанкционированное