Его величество Чай. Окакура Какузо
рассказывают и о его уходе из Китая… Самый известный вариант биографии Лао-цзы таков. Родился он на юге Китая, бóльшую часть своей жизни служил хранителем библиотеки династии Чжоу, где встречался с Конфуцием. В преклонном возрасте он отправился на запад страны. Когда он достиг границы, начальник заставы Инь Си попросил Лао-цзы рассказать о своем учении. Лао-цзы выполнил его просьбу, написав текст «Дао дэ цзин». По другой легенде, Лао-цзы пришел в Китай из Индии. Отбросив свое прошлое, он предстал перед китайцами совершенно чистым, как будто заново рожденным. Многие современные исследователи ставят под сомнение сам факт существования Лао-цзы. Некоторые предполагают, что он мог быть старшим современником Конфуция. В источниках нет достоверных сведений о Лао-цзы ни исторического, ни биографического характера, в отличие от Конфуция. Существуют предположения, что Лао-цзы мог быть автором трактата «Дао дэ цзин» («Канон пути и его благой силы»), если он жил в IV–III веках до н. э.
Конфуций (551–479 до н. э.) – древнекитайский мыслитель. Выражая интересы аристократии, считал власть правителя государства священной, дарованной Небом, а разделение людей на высших и низших – законом высшей справедливости. В основу социального устройства общества ставил самосовершенствование и соблюдение нравственных норм. Эти взгляды изложил в книге «Лунь юй» («Беседы и суждения»), ставшей основой этико-поли тического учения конфуцианства.
Тот, кто не способен почувствовать незначительность великих по размеру вещей, может проглядеть величие малых. Средний житель Запада в своем лоснящемся самодовольстве и холеном благодушии увидит в чайной церемонии тысячу и одну странность, которые предстанут для него как необычность и инфантильность Востока. Он привык расценивать Японию как страну варваров, в то время как она предавалась спокойным, мирным искусствам. И он же назвал Японию цивилизованной страной с того момента, когда она начала совершать массовую резню на маньчжурских полях сражений. Большое внимание было уделено Западом кодексу самураев и их искусству смерти. Но едва ли такого же внимания удостоился тиизм, который не меньше сделал для искусства жизни.
Мы охотно остались бы варварами, если бы наша нужда в цивилизации была основана на страшной военной славе. Мы ждали времени, когда должное уважение будет оказано нашему искусству и нашим идеалам.
Когда Запад поймет или хотя бы попытается понять Восток? Мы, азиаты, часто ужасаемся сплетению фантазий, которыми нас окутывают. Нас представляют питающимися или ароматом лотоса, или мышами и тараканами, либо беспомощными фанатиками, либо жалкими сластолюбцами. Индийские одухотворенность и святость высмеиваются как невежество, китайские рассудительность и уравновешенность воспринимаются как глупость, а японский патриотизм представляется как фанатизм. Говорят даже, что мы менее чувствительны к боли и ранам из-за огрубения и черствости нашей нервной системы!
Так почему бы и нам не позабавиться и не посмеяться