Те, с которыми я… Иннокентий Смоктуновский. Сергей Александрович Соловьев
такие истории! Я там сидел открыв рот и, забившись в угол, слушал, чего они друг другу говорят и на каком языке они разговаривают. Нужно сказать, что практически отсутствовала ненормативная лексика, разговаривали вроде как на русском языке, но на каком-то удивительно превосходном, артистичном русском языке, который я слушал, слушал и слушал… И самый такой тихий и незаметный, самый запоминающийся рассказчик был Иннокентий Михайлович Смоктуновский, который в «Далях неоглядных» не участвовал, но иногда заходил по каким-то делам в театр. И он тоже там сидел на каком-то стуле и тоже чего-нибудь рассказывал из своей жизни или из жизни окружающих. Рассказывал очень тихо. Очень тихо, но все затихали и слушали его.
Я несколько раз стоял с Иннокентием Михайловичем в очереди в кассу, за зарплатой. Иннокентий Михайлович был очень подчеркнуто вежливым человеком, и он несколько раз говорил: «Пропустите, пожалуйста, молодого человека, пропустите молодого человека». Ему говорили: «А что, молодой человек не подождет? Кеша, видишь, он стоит в очереди и не дергается». – «Пропустите молодого человека, потому что у нас государство сформулировало свой принцип – "Молодым везде у нас дорога"». И кто-то ему говорил: «Кеш, только не говори дальше ничего, все ясно. Иди возьми зарплату, сынок!» И я брал зарплату и уходил. Вот был такой простой факт того, что я знаю Иннокентия Михайловича, а его тогда знал уже весь Петербург.
Неотправленное письмо
Это было очень смешно: он недавно, может год или два, появился в Петербурге, но знал его весь город. И знали его как Идиота. Они говорили: «А, это тот Смоктуновский, который Идиот?» Имелся в виду князь Мышкин из великого произведения Федора Михайловича Достоевского «Идиот», которого играл Иннокентий Михайлович. У этой славы был странный облик. Невероятная, именно петербургская слава, вроде как слава Русского музея, или, например, Петропавловской крепости, или слава Эрмитажа. Такой же немыслимой славной петербургской достопримечательностью был Иннокентий Михайлович Смоктуновский по кличке Идиот.
Через несколько лет, будучи в театре, я попал в зрительный зал и своими глазами увидел Иннокентия Михайловича в роли Мышкина – я не могу сказать, что я был смятен, удивлен или поражен. Я просто онемел от внимания, причем от сверхнапряженного внимания. Я помню, еще в антракте у меня заболела шея. Такое случалось со мной несколько раз в жизни, когда я за чем-то вот так наблюдал. Наблюдал необыкновенно напряженно, боясь и долю секунды пропустить. Я не могу сказать, что я восторгался или осознавал, какой чудесный, бескорыстный и славный человек был Мышкин. Я был поражен тем, что, оказывается, бывают такие люди. Я не мог понять, хорошие они, плохие, замечательные, прекрасные, ужасные, радость от них людям или горе от них людям. Но то, что такие люди бывают, сам по себе был невероятный факт. Вот я когда-то в хороших больших толстых книжках читал: «Мое театральное потрясение было, когда Станиславский в роли кого-то…» Так вот у меня было потрясение, которое никогда потом не повторилось