Те, с которыми я… Михаил Ульянов. Сергей Александрович Соловьев
не лезут ни в какие прогрессивные рамки. Вот в чем ужас. Все тогда говорили – как раз пришла пора XX съезда, стали бороться с культом личности Сталина – и все стали говорить: «Да! Народ сам все делает, он сам вообще все демократически разрулит, поймет и построит светлое будущее!» И вдруг как бы Бонапарт на селе. Вот что такое «Председатель».
Председатель
Председатель
Председатель
То есть с точки зрения идеологии получалось так, что без сильного, мощного, настоящего, мужественного, отчаянного и за все готового отвечать лично человека – ничего с Россией не поделаешь. И с точки зрения чистой идеологии это была, так сказать, реакционно-идеологическая картина. А мы сидели в этом прогрессивном ВГИКе, где мы понимали все «прелести» вообще либерального демократизма, и открыв рот смотрели на эти примеры личностного мужского бонапартизма.
Ульянов играл грандиозно. Причем он играл самую сущность русского мужика в России, который только один и может взять на себя ответственность за эту невероятную страну с ее невероятной историей. То есть если этот мужик вообще исчезнет из сознания русского народа, вообще повалится тогда и исчезнет все, потому что на кого-то нужно надеяться. Это очень странные идеи… Там есть какие-то философские теории, что мы, так сказать, евразийцы. И если в Европе идеи либеральной демократии, то нам обязательно нужен все-таки герой, этакий воин. Я не знаю, что нам нужно, но нам нужны вот эти люди, вот эти основательнейшие, честнейшие, чистейшие, настоящие люди, которым можно верить.
Председатель
Председатель
И мы во ВГИКе были совершенно не настроены на то, что нам сейчас Леша Салтыков промоет мозг и все мы станем верить опять в авторитарную власть. Ну мы, конечно, «сами», «сами по себе», «ладно там, как там с нами получится»… Главное, чтоб нас правильно и в правильную сторону вел какой-то правильный человек. Мы были все против этого, понимаете, всей душой были против. И мы сидели в зале и всей душой были за Ульянова. Потому что Ульянов играл нечто третье. Он играл мужчину, который может взять на себя ответственность за все. И мы ему верили. Вот это странный номер. Нам пытались «впихивать» этих мужчин, в которых мы должны были в связи с чем-то вдруг поверить в огромных количествах. Мы никому не верили, мы просто смеялись, понимаете? Почему мы верили Ульянову? Это была невероятная загадка. Это было сыграно на таком высочайшем уровне артистизма, который мы все забыли. Это тот самый великий артистизм личности, которым, например, обладал Жан Габен. Когда Жан Габен стоял и видел, например, несправедливость или ужас, ни одна мышца лица у него не дергалась, не изображала ничего. Но за всем за этим мы видели такую страшную сокрушительную мощь мужской личности, которая все переборет, все переделает и выйдет победителем.
Простая история
И такая же грандиозная