Самое шкловское (сборник). Виктор Шкловский

Самое шкловское (сборник) - Виктор Шкловский


Скачать книгу
но ни одна колонна греческого храма не выполняет точно ордера, и художественный ритм состоит в ритме прозаическом – нарушенном; попытки систематизировать эти нарушения уже предпринимались. Они представляют собою сегодняшнюю задачу теории ритма. Можно думать, что систематизация эта не удастся; в самом деле, ведь вопрос идет не об осложненном ритме, а о нарушении ритма и притом таком, которое не может быть предугадано; если это нарушение войдет в канон, то оно потеряет свою силу затрудняющего приема. Но я не касаюсь более подробно вопросов ритма; им будет посвящена особая книга[86].

      Виктор Шкловский

      Из книги «Третья фабрика»

      (1926)

      Первая фабрика

      Красный слоник

      Красный слоник, игрушка моего сына, пускаю тебя первым в свою книгу, чтобы другие не гордились.

      Красный слоник пищит. Все резиновые игрушки должны пищать, иначе зачем бы у них выходил воздух?

      И вот, вопреки Брему, красный слоник пищит. И я пишу в своем высоком гнезде над Арбатом.

      Редкая птица доберется до меня, не запыхавшись. Я отучился в своем гнезде от длинного дыханья.

      Мой сын смеется.

      Он засмеялся, когда в первый раз увидел лошадь, он думал, что это в шутку она сделала четыре ноги и длинную морду.

      Мы наштампованы разными формами, но голос у нас один, если надавить.

      – Красный слоник, отодвигайся, я хочу увидеть жизнь без шутки и сказать ей нечто голосом не через пискульку.

      Здесь конец фельетону.

      Детство человека, который потом писал коротко

      Через ночь, в которой бредил, как всегда, искал врага в комнате, плакал. Началось утро.

      У меня была серая кофточка (не люблю этого слова) с резинкой снизу. Шапка летом на резинке. Резинку я грыз. Чулки были тоже на резинках, красных.

      В семье у нас не было велосипедов, собак. Раз держали поздно выведенных цыплят у печки. Они страдали рахитом, а я их лечил резаной бумагой.

      Был у меня еще, но много времени спустя, щур в деревянной клетке. Щур пел свою песнь в шесть часов утра, а я просыпался в восемь. Потом его съела крыса.

      Я уже старый. Когда я был мальчиком, то еще попадали под конку. Конка была одноконная и двухконная.

      При мне провели электричество. Оно еще ходило на четвереньках и горело желтым светом. При мне появился телефон.

      При мне начали бить студентов. Рабочие же жили так далеко, что у нас, на Надеждинской, о них почти не слыхали. К ним ездили конкой.

      Я помню Англо-бурскую войну и гектографированную картинку: бур шлепает англичанина. Приезд французов в Петербург. Начало двадцатого века. Ледоходы на Неве.

      Дед мой был садовником в Смольном. Седой крупный немец. В комнате его была синяя стеклянная сахарница и вещи, покрытые темным ситцем. За домом его гнулась Нева, а на ней было что-то цветное и маленькое.

      Не могу вспомнить что.

      Я не любил, чтобы мне застегивали и расстегивали пуговицы.

      Читать


Скачать книгу

<p>86</p>

За последующие 67 лет литературоведческой деятельности эта книга, увы, так и не была написана.