Крэнфорд. Элизабет Гаскелл
обижался звучным басом капитана и поэтому затягивал все выше-и-выше.
При выходе из церкви, бодрый капитан оказал самое любезное внимание двум дочерям своим. Он кивал и улыбался знакомым, но не подавал руки никому до тех пор, покуда не помог мисс Броун распустить зонтик, не освободил её от молитвенника и терпеливо не подождал покуда она дрожащими, нервными руками, приподнимет платье, чтоб пройти по мокрой дороге.
Я желала знать, что крэнфордские дамы делали с капитаном Броуном на своих вечеринках? Мы часто радовались в прежнее время что не было мужчин, за которыми надо ухаживать и придумывать разговор за карточными партиями. Мы поздравляли себя с интимностью наших вечеров и с нашей любовью к аристократизму, и с несочувствием к мужскому роду, мы почти уверили себя, что быть мужчиной значит быть «пошлым»; так что, когда я узнала, что моя приятельница и хозяйка мисс Дженкинс собиралась дать для меня вечер и капитан с дочерями был приглашен, я ломала голову, желая знать, что может происходить на этом вечере? Ломберные столы, покрытые зеленым сукном были поставлены еще до сумерек, по обыкновению; ноябрь был в исходе; начинало смеркаться около четырех часов. Свечи и новенькие колоды карт были приготовлены на каждом столе. Камин разведен; опрятная служанка получила последние наставления, и вот мы, нарядившись как можно лучше, и каждая с зажигательной спичкой в руках, стояли наготове разом зажечь свечи, как только послышится первый стук. Крэнфордские вечеринки были торжественными празднествами; дамы чванно сидели в лучших своих нарядах. Как только приехали трое, мы сели за преферанс; я была, по несчастью, четвертая. Приехавших вслед за тем четверых немедленно усадили за другой стол и тотчас чайные подносы, которые я видела выставленными в кладовой, проходя мимо утром, были поставлены в средине каждого карточного стола. Фарфор был превосходный и тончайший, старомодное серебро сияло чистотой; но съедаемое было весьма легкого свойства. Пока подносы были еще на столах, явились капитан и обе мисс Броун, и я могла приметить, что капитан был любимцем всех присутствовавших тут дам. Нахмуренные лбы разгладились, колкие голоса понизились при его приближении. Мисс Броун казалась нездорова и уныла почти до мрачности. Мисс Джесси улыбалась, как обыкновенно, и казалась почти столько же любима как и её отец. Он немедленно и преспокойно присвоил себе мужское место в комнате; услуживал каждому, избавлял от труда хорошенькую служанку, наблюдая за опорожненными чашками и дамами без бутербродов, и делал все это так свободно, так благородно, показывая, что сильному ухаживать за слабым дело обыкновенное, что был истинным мужчиной во всем. Он играл по три пенни поэн с таким же сильным интересом, как будто это были не пенни, а фунты, и между тем, при всем своем внимании к посторонним, наблюдал за больною дочерью, потому что она была больна – я в том уверена, хотя многим могла показаться только раздражительной. Мисс Джесси не играла в карты, но разговаривала с той дамой, которая ожидала своей