Страж. Алексей Пехов
животами.
Александр, приподнявшись на локте, ударил в одушевленного серым облаком, тот пошатнулся, несколько соломинок в его шляпе закрутились, словно от сильной жары. Потом Пугало подошло к раненому и одним широким движением острого серпа отрубило тому голову. А затем с удовольствием улеглось в кровь.
Я ему не мешал, потому что уже несся по переулку. Выскочил к церкви, бросился вдоль ее стены к центральной площади. Впереди было настоящее столпотворение. Стражники и люди в приметных рясах Псов Господних.
– Остановите молитву! – заорал я. – Остановите молитву!
Не заметить и не услышать меня было довольно сложно. Двое крепких парней с бритыми затылками, по недоразумению обряженных в рясы, обернулись. Один попытался схватить меня своей похожей на лопату лапищей за шиворот, но я увернулся от него, врезался в корпус другого, да так, что тот охнул и отступил на шаг. Но свой успех я развить не успел. В моей голове зазвучала церковная музыка, ноги стали ватными, и я рухнул на колени, словно собирался прочесть молитву.
Мне тут же скрутил руки один из монахов, я открыл рот, но пудовый кулак второго врезался мне в живот. Совершенно ненужная мера. Я и так лишился возможности говорить. Язык просто прилип к моему небу. Быстро подошел человек в темно-коричневой рясе старшего инквизитора, тот самый, что ударил по мне своей благочестивой магией, процедил сквозь зубы:
– Утащите смутьяна подальше.
– Эй, глядите-ка! – сказал тот, что двинул меня, прекратив свой оперативный обыск.
Он протянул мой кинжал старшему инквизитору:
– Кажись, страж.
Колокол пробил двенадцать, и я застонал от отчаянья. Инквизитор, совсем еще молодой парень, наклонился ко мне и сказал быстро, четко, не спуская с меня взгляда:
– Говори, страж. Но если закричишь…
– Остановите молитву. На крыше собора символ Ведьминого яра, а в колоколе – темная тварь.
Надо отдать должное этому священнику. Он не сомневался, не медлил, не расспрашивал подробности. Бросился к центральным воротам, где все было запружено народом, но я уже понимал, что поздно. Он не успеет. Один из монахов побежал вместе с ним, другой остался со мной, все еще стальной хваткой держа меня под локоть, на хитром болевом.
– Пусти! – сказал я, видя, как из-за угла появляется окровавленное и очень довольное собой Пугало. – Это надо остановить прежде, чем сюда налетят души со всего княжества.
Он заворчал, но, слыша, как дружно, в один голос, ахнула толпа у входа в собор, понял, что там все же что-то происходит, и отпустил меня. Я бы мог ему сказать, что ворота собора, скорее всего, стремительно зарастают кирпичом, но он уже и сам видел, как это происходит с витражными окнами и маленькими калитками.
Я вырвал из его рук свой кинжал и кинулся туда, где из стены торчали вбитые стальные скобы. Лез я как заправский матрос, и Пугало, следившее за мной снизу, становилось все меньше и меньше. Колокол бил, не переставая, и было понятно, что подчиняется он отнюдь не воле звонаря. Его громкий гул разносился