Закрой дверь за совой. Елена Михалкова
Сначала туда, затем полтора часа ждать бабку возле салона…
– Может, такси вызвать? – заикнулся он.
В ответ получил крики и упреки в неблагодарности. Таксистов Альфия недолюбливала, говорила – грубят часто.
Из салона она вышла с белыми волосами и обновленной стрижкой – впереди длинная челка, по бокам рваные лохмы. Василий, плетясь за ней, подумал, что и сам мог бы так подстричь старуху.
– Теперь в банк! – приказала бабка, не оборачиваясь.
– Ты же говорила, только в салон поедем!
– Ты что, плохо слышишь? В банк!
Оставив внука дожидаться в машине, Альфия вошла в неприметное двухэтажное здание. Здесь ее хорошо знали. Старуха спустилась в подвал, где находилось хранилище, и, открыв ячейку, глубоко вздохнула – так, словно первый раз за долгий день вокруг было достаточно кислорода.
Если бы кто-то сказал, что она владеет камнями и золотом, Альфия назвала бы его глупцом. Она не знала слова «крестраж», придуманного английской писательницей, автором «Гарри Поттера». Но узнай старуха о его смысле, оно пришлось бы ей по душе. Крестражи были созданы, чтобы хозяин мог заключать в них часть своей души и сохранять ее неприкосновенной.
Она дряхлеет, тело ее изнашивается. Даже голос теряет силу. Ее собственная бабка дожила до девяноста восьми, и лишь за два дня до смерти вдруг зашептала – вместо того, чтобы привычно громогласно и четко командовать домочадцами. А сама Альфия уже слышит предательское дребезжание, когда зовет сына, чувствует, что связки не повинуются ей. Вот что такое старость – утрата контроля. Не над другими, бог бы с ними. Над собой. Когда, рассмеявшись, первый раз чувствуешь, что намочила трусы. Или нога подогнется на ступеньке. Или вот голос…
А драгоценные камни не стареют. Неудивительна привязанность стариков к вещам, которые помнят их такими, какими они были прежде – молодыми, сильными, яростными. Ух, сколько ярости было в Альфии! А сейчас ее едва хватает на то, чтобы ненавидеть вторую жену сына и презирать инфантильного внука. Да и что это за ненависть? Слабая, обескровленная, иссохшая, как сама Альфия. Вражда должна быть такая, чтобы в ушах от нее звенело, чтобы воздух искрил, чтобы листья скукоживались и птицы падали замертво на подлете к дому. Вот она, питательная среда для Альфии! Быть бы ей женой Зевса, рассыпать молнии, сеять ужас и превращать красавиц в ползучих тварей по одной своей прихоти. Вот масштаб, который ей по душе. Вместо этого приходится удовлетворяться тем, чтобы раз в неделю покусывать невестку и изредка гонять туда-сюда ленивого Василия.
А ведь еще есть сын. В котором глубокая почтительность сочетается с полным пренебрежением ее желаниями. Борис Курчатов уважал свою мать как абстракцию, как идею, как легендарную фигуру, воспеваемую в романсах и превозносимую в блатном фольклоре. Саму же Альфию Ренатовну с ее неприятным характером и обременительными привычками он недолюбливал. Мать была старая, капризная, постоянно требовала денег, которые тратила на