Матрёнин двор. Рассказы. Александр Солженицын

      Один вахтёр громко, резко отсчитывал:

      – Первая! Вторая! Третья!

      И пятёрки отделялись и шли цепочками отдельными, так что хоть сзади, хоть спереди смотри: пять голов, пять спин, десять ног.

      А второй вахтёр – контролёр, у других перил молча стоит, только проверяет, счёт правильный ли.

      И ещё лейтенант стоит, смотрит.

      Это от лагеря.

      Человек – дороже золота. Одной головы за проволокой недостанет – свою голову туда добавишь.

      И опять бригада слилась вся вместе.

      И теперь сержант конвоя считает:

      – Первая! Вторая! Третья!

      И пятёрки опять отделяются и идут цепочками отдельными.

      И помощник начальника караула с другой стороны проверяет.

      И ещё лейтенант.

      Это от конвоя.

      Никак нельзя ошибиться. За лишнюю голову распишешься – своей головой заменишь.

      А конвоиров понатыкано! Полукругом обняли колонну ТЭЦ, автоматы вскинули, прямо в морду тебе держат. И собаководы с собаками серыми. Одна собака зубы оскалила, как смеётся над зэками. Конвоиры все в полушубках, лишь шестеро в тулупах. Тулупы у них сменные: тот надевает, кому на вышку идти.

      И ещё раз, смешав бригады, конвой пересчитал всю колонну ТЭЦ по пятёркам.

      – На восходе самый большой мороз бывает! – объявил кавторанг. – Потому что это последняя точка ночного охлаждения.

      Капитан любит вообще объяснять. Месяц какой – молодой ли, старый, – рассчитает тебе на любой год, на любой день.

      На глазах доходит капитан, щёки ввалились, – а бодрый.

      Мороз тут за зоной при потягивающем ветерке крепко покусывал даже ко всему притерпевшееся лицо Шухова. Смекнув, что так и будет по дороге на ТЭЦ дуть всё время в морду, Шухов решил надеть тряпочку. Тряпочка на случай встречного ветра у него, как и у многих других, была с двумя рубезочками длинными. Признали зэки, что тряпочка такая помогает. Шухов обхватил лицо по самые глаза, по низу ушей рубезочки провёл, на затылке завязал. Потом затылок отворотом шапки закрыл и поднял воротник бушлата. Ещё передний отворот шапчёнки спустил на лоб. И так у него спереди одни глаза остались. Бушлат по поясу он хорошо затянул бечёвочкой. Всё теперь ладно, только рукавицы худые и руки уже застылые. Он тёр и хлопал ими, зная, что сейчас придётся взять их за спину и так держать всю дорогу.