Возвращение Грифона. Евгений Щепетнов
голову, посмотреть – где я? Это мне удалось с большим, очень большим трудом. Но удалось.
Я был привязан к кровати широкими ремнями с застежками. Руки лежали вдоль тела, ноги тоже пристегнуты, свободна одна голова. На мне широкая рубаха с рукавами, бывшая когда-то белой, а сейчас в подозрительных желтых разводьях, и пахнущая так дурно, что меня с души воротило – вонища, как от какого-то бомжа, дошедшего до самого дна.
Комната, в которой я находился, не блистала чистотой – бежево-коричневатая краска на стенах, окно, тускло бросающее свет на мою жалкую фигуру и забранное толстой решеткой. Тумбочка рядом со мной – белая, местами облупившаяся и с инвентарным номером сбоку. Я смотрел как раз на него – кривые циферки 333. Они мне ужасно не нравились. Почему? Не знаю. Какие-то зубастые… зззззз… как будто зудят пчелы. Неприятно. Почему меня привязали? Ведь я… а кто я? «Я» – это кто? И где?
Пошевелил сухим языком во рту – ощущение было гадким, неприятным, как будто кто-то сунул мне в рот тряпку. Напрягся и тихо, хрипло, крикнул:
– Эй! Есть кто?! ЭЙ!
Вернее, не крикнул, а прошептал, связки не работали. Тогда я еще напрягся и уже громче покричал:
– Эй! Кто-нибудь! Да эй же!
Дверь неожиданно открылась, и в нее вошла женщина лет пятидесяти – маленькая, кругленькая, как колобок. Она неодобрительно посмотрела на меня и, покачав головой, сказала:
– Вот Танька сучка! Ни убрать как следует за парнем, ни покормить! Молодняк совсем стал бездельный, бессовестный! Ну скажи на милость, как она после будет работать врачом? Ей только бы стаж для поступления набрать, бестолочи!
– Эй, кто тут? – хрипло прошептал я, и женщина вздрогнула:
– Ух ты! Неужто очнулся? Мы уж думали, ты так и не войдешь в разум! Парень, тебя как звать-то? Ты кто?
– Не знаю. А где я?
– В психушке, где же еще. Тебя подобрали на улице год назад, вначале думали, пьяный, привезли в милицию. Документов у тебя никаких, вызвали врачей, – говорят, он не в коме, но ничего не понимает. Психический. Ну и доставили к нам. Так ты тут и лежишь уже год. Думали, помрешь. Сам есть не мог, в тебя все вливали. Под себя ходил – к тебе приставляли всяких там практикантов, в наказание. Кому охота вонь за тобой убирать? В общем – непонятно, как ты выжил, но вишь чего – ожил. Сейчас я дежурному врачу скажу.
Женщина исчезла за дверью, а я бессильно закрыл глаза и как будто поплыл – усилие было таким запредельным для меня, что я устал, будто весь день поднимал штангу, без обеда и отдыха.
Снова очнулся от голоса мужчины. Он сидел рядом со мной и держал меня за руку, освобожденную от привязи:
– Так-так, что же это у нас такое? Ну-ка, ну-ка, дай я тебя посмотрю…
Мужчина поднимал мне веки, заглядывая в глаза, щупал руку – она была страшно тонкой, худой, как плеть. Проводил иголкой по коже живота, по ногам, стучал молоточком. Я терпимо сносил эти издевательства, потом не выдержал и спросил:
– Доктор, а нельзя чего-то поесть? Очень уж хочется. И помыться, переодеться. А еще – где я нахожусь?
– В психиатрической лечебнице,