Невольница. Книга вторая. Сергей Е. Динов
смятением накрывала его намеренно громкая украинская речь на Дерибасовской и Ришельевской, гортанная ругань и склоки торговцев на знаменитом Привозе. На улице все еще Баранова, что у банно-прачечного комбината, задиристые продавцы магазина «Продукты» раскусили в Веденяпине приезжего.
– Ой, же ж, тольки вот не надо!.. не надо прикидываться одесситом з вашим веселым акцентом и талонами на продухты!.. По вашей кислой физии, странный ви товарищ, сразу видать, щё ви самый щё ни на есть залетный москаль, – громко и возмущенно заорала толстая, прозорливая торговка за прилавком, когда Рома попытался расспросить о сортах украинского «пивняка» и неосторожно поинтересоваться, не кислый ли напиток.
– Щё ви такое говорите?! Какое кислый?! – возмутилась торговка. – Усё натуральное с солоду. Тю!.. И щё ж за такая на вам смешная одёжа? Це с Привоза али ж с барахольной Молдаванки, не пойму? Такие лапсердаки не видали в Одессе с времен Япончика… И щё ви стоите в ём красуетесь, как Гоголь с Пересыпи?! Берите щё пожелаете, и ходите себе стороной… Или же не берите, и ходите дальше, как хотите, гражданин великий москаль! Щё б ви сдохли усе!..
Обиженный враждебным приемом, пасмурный Веденяпин уходил с парочкой бутылок пива купленной «оболони». Продавщица насмешливо заявила для подруги, крикнув вдогонку:
– Не-не, ви гляньте, москаль-то вырядился!.. Такое мой дедушка не носил до семнадцатом году! Чтоб им усем пусто было москалям поганим!..
– Бендеровка! – не сдержался и выкрикнул Рома в дверях магазина. – Щё б те ни в жись долларов не видать!..
– Щёооо?! – заорала торговка, но «москаль» уже сбежал за угол дома, прошелся через дворы и выполз обратно к парку с памятником генерал-губернатору графу Воронцову. Веденяпин поуспокоился, присел на скамеечку, выпил бутылочку пивка в грустном одиночестве. Тогда еще это можно было сделать в парке, чтоб вы знали, и не нарваться на неприветливых одесситов или полицию, в натовском обмундировании.
Тогда вам, граждане, не сейчас, не мирная оккупация Одессы демократией Европы и Америки. Тогда еще было время, более или менее, спокойное. Люди кино дружили, вопреки национальному признаку будущей вражды и разобщения.
С испорченным настроением столичный актер передохнул в скверике, припрятал бутылочку с пивом в пакет и отправился обратным трамваем в студийную гостиницу, в надежде на дружескую беседу с коллегами. Пивная на Большой Арнаутской откладывалась на завтра.
На Французском, вернее, пока еще Пролетарском бульваре, трамвайчик прозвенел мимо завода шампанских вин «имени» режиссера Ашкенази, как в шутку льстили киношники своему коллеге. С этими чудесными звоночками для подвыпившего Веденяпина наступило вдруг полное умственное отрезвление и благотворно не проходило последующие несколько дней.
После мелодичных перезвонов у актера неприятно зашумело