Девушка с приветом. Наталья Нестерова
уселся на ступеньки крыльца и уткнулся лицом в собаку. Рыдает он или дрожит от холода?
– Девушка, вы не одолжите на время коляску? – попросила я. – Видите: собака под машину попала. Она полцентнера весит, а я здесь рядом живу. Я врач, хирург, заштопаю ее дома. Ребенка – на руки, собаку – на коляску, и через десять минут мы вас отпустим! Пожалуйста!
Не отвечая, молодая мамаша отвернулась и резво покатила коляску прочь.
Хозяин Рэя, услышав мои слова, поднял лицо – сухое, без слез, отрешенное и злое в синем неоновом свете ветеринарной вывески.
– Что вы сказали? Вы думаете, его можно спасти?
– Конечно, можно. Рано своего пса хороните. – Я была совершенно не уверена в том, что говорю. – Рана у него не глубокая, внутренности наверняка не задеты. В противном случае кишки бы вывалились на асфальт.
Похоже, я составлю хорошую компанию Октябрьскому или даже посоревнуюсь с ним в цинизме. На самом деле мне хотелось пожалеть собаку, погладить ее мохнатую голову, сказать слова утешения хозяину. Но я достаточно видела мужчин, которые предобморочно зеленеют при виде шприца и стискивают зубы под рентгеновским аппаратом.
– Дьявол! – выругался мужчина. – У меня как будто отнялись ноги.
– Голубчик, либо вы будете жалеть себя, либо свою собаку.
– Рэй в моей жизни настоящей самое существо дорогое.
У него была странная манера говорить.
Чтобы его понять, мне пришлось мысленно переставить слова местами: «Рэй в моей настоящей жизни самое дорогое существо».
– Надеюсь, в прошлой жизни вы питали слабость и к людям.
– Вы совершенно правы.
– Я права в том, что нам надо двигаться. Возьмите себя в руки! Вернее – в ноги. Ваша собака меня раздела.
– Что?
Я сняла пальто и постелила его на крыльцо:
– Кладите сюда собаку.
– Одну минуточку, сейчас.
Он устремил взгляд куда-то в пространство, сделал три глубоких вдоха и движение головой, будто выныривал из воды.
– Готов. – Он легко поднял собаку, шепнул ей что-то и уложил на «носилки».
Я никогда не видела, чтобы человек так быстро собирал волю в кулак, концентрировался и преображался. Только что был раздавлен горем, растерян и подавлен, а теперь полностью владел собой. У него и взгляд изменился: вместо затравленного – решительный и острый. Он посмотрел на меня, оценивая, гожусь ли я в лекари «существу дорогому самому».
– Берите за полы, а не за рукава, – приказала я, клацая зубами от холода.
– Что такое полы?
Я взяла его руки и пристроила одну ладонь у ворота моего «прощай, пальто», другую – в конце застежки. Сама точно так же, симметрично, встала с другой стороны. Перекинула свою сумку че рез голову за спину – как санитарка времен войны – и взялась за носилки:
– Пошли!
Через некоторое время мы приноровились идти в ногу. Я уже не дрожала от холода – пыхтела от тяжести и боялась поскользнуться, упасть.
Было не исключено, что с той же легкостью, с которой хозяин Рэя приходил в себя,