Убойный снег. Виталий Лозович
не выдержала и двух секунд.
– Что у тебя случилось?
– У меня работа случилась, – оправдался Сашка и все так же нерешительно и смущенно выложил ей весь свой «американский» контракт.
– Ой, Саша, – очаровательно сказала Ксюша, – так ведь это же здорово!
– Здорово, здорово, – пробурчал Сашка, – а «собак» своих я куда дену?
– Так давай я за ними присмотрю, – предложила она, – буду заходить до работы и после, хватит?
– Ты что, собак моих не помнишь? Хан в первый вечер все ножки у мебели перегрызет…
– …а Моська раздерет ковер, – дополнила она, – я помню.
Они помолчали. После Ксюша осторожно спросила:
– Ты хочешь, чтоб я на время твоего отсутствия пожила в твоей квартире?
– Меня же не будет…
Ксюша помедлила. Тишина в трубке давила на уши.
– Ой, да что я думаю, конечно, смогу, – решительно сказала она.
– А родители твои?
– Да что родители? У тебя, может, такой шанс один будет? Собирайся, когда мне приходить?
– Завтра в девять я должен выйти.
– Спи спокойно. Завтра к девяти я буду.
На следующий день к девяти утра сомнения Сашки не улеглись, а даже где-то обострились. Ксюшу он встретил с бегающими глазами и некоторой суетой в поведении. За прошедший год она явно повзрослела. Сашка старался не смотреть на нее и сразу повел по квартире показывать, где у него кто ест, где ошейники да поводки, где у Моськи туалет…
– Саша, – осторожно остановила она его, – я все помню. Я ведь не первый раз у тебя.
– Тут тетка может прийти вечером…
– Я ее помню.
– Да, конечно, – потерялся тот.
– Так здорово, – оглянулась она вокруг, – ничего не изменилась.
– Родители что сказали?
– Кажется, они не поверили.
– Скандал был?
– Да нет, – она пожала плечами, – так… Поезжай, все будет в порядке.
Самолет, ожидавший съемочную группу в аэропорту, оказался обычным «кукурузником». Вместо колес к шасси были прикреплены огромные лыжи. Самолет стоял отдельно от всех своих собратьев, да и взлетать, судя по всему, тоже должен был отдельно. Основная полоса была вычищена до бетона. Пилот был весьма крупным дядей с добрым лицом полярника, дожившего наконец до пенсионного возраста, и имел самый настоящий арктический вид: летная куртка, брезентовые утепленные штаны, заправленные в унты с рыжим мехом и такая же рыжая пушистая шапка. Он пожал Сашке руку и сказал:
– Меня звать дядя Миша, сынок. Тебе как – дядя Миша? Ты наш?
– Я наш, – признался Сашка.
– Это хорошо, – потеплел дядя Миша, – а вот дамочка, – он кивнул на стоящую в стороне Элизабет, – знаешь как меня называет? Дядья Мишья!
– А меня Сашья, – поделился тот.
– Ах, вот оно что, – брови дяди Миши приподнялись вместе с шапкой, – нам надо держаться вместе. Ты что у них делаешь?
– Кино снимаю.
– Ясно. Тогда, Сашья, забирайся в моего динозавра, скоро летим.
– А вы будете один