Пролитая вода. Владимир Сотников
Они удивлялись и радовались друг в друге тому, чего в каждом из них не было, и странным образом составляли какое-то общее целое. Может быть, каждый из них нашел недостающее пространство собственной души, отсутствие которого тревожит человека всю жизнь.
«Бедный Даня и не знает, что я тут думаю о нем». И вдруг он даже вздрогнул, вспомнив один обычный вечер, когда сидели они на закате в парке и Даня произнес слова, которым Тенишев тогда не придал никакого значения, посчитав их простой фразой после глотка вина: «Искреннее слово забывается, как брошенный в воду камень».
Тенишев зашел в маленькое кафе, сел за столик, глядя перед собой и представляя расходящиеся по воде круги. «Вечерело, поле угасало, а за полем небо начиналось, мне дорога близкою казалась…» – сами собой произносились слова.
Он заказал коньяк и кофе. Приглушенный абажурами свет от настольных ламп создавал впечатление, что и на улице уже вечер. Как будто длинный день уже прошел и сгустились сумерки. Все чувства, смешиваясь с воспоминаниями, успокаивались, и даже усталость становилась приятной.
Тенишев не оглядывался, не смотрел по сторонам. Ему казалось, что по какому-то сюжету, который выстраивался без Дани, словно кто-то пересказывал свою историю, сейчас должна произойти встреча со знакомым человеком, которого Тенишев не вспоминал долгое время. Этого не хотелось, и потому Тенишев чувствовал, будто скрывается от кого-то, и стоит только повернуть голову, как начнется притворная радость, притворные слова.
Собираясь в поездку, Тенишев специально не взял с собой записную книжку с телефонами и адресами бывших однокурсников, почему-то уверенный, что за это время и Даня ни с кем из них не встречался специально. Томительны подобные встречи, и тяжелеют со временем слова в пустых разговорах.
И вдруг Тенишев почувствовал, как Даня, находясь где-то далеко, за тридевять земель, боится вот этих воспоминаний о самом себе. Наверное, его внутренние запреты говорить о смерти и болезни получили и такое продолжение – страх за свое существование в воспоминаниях и мыслях другого человека, находящегося на огромном расстоянии, без надежды на будущую встречу. Да-да, нельзя изображать людей, и не только потому, что это может отнять их часть, их силу и здоровье, – это просто вмешательство в главный закон, предначертанный, но не терпящий далекого и точного взгляда.
И Тенишеву показалось, будто он вздохнул и, улыбнувшись, проговорил: «Ну хорошо, не буду, не буду». Но вместе с тем, он и был сейчас наполовину Даней, и думал о себе.
Гуляя однажды вечером после экзаменов, слушая, как Даня жалуется на духоту в летнем городе, неожиданно для себя Тенишев предложил ему поехать вместе на каникулы.
– Ты же никогда не жил в деревне.
– На картошке в прошлом году.
– Это не считается, поехали, проветришься, посмотришь, где я вырос. Родители будут рады.
Даня посмотрел на него, остановился.
– Ты серьезно? А когда ты едешь, завтра?
Тенишев