Во львиной пасти. Василий Авенариус
господ.
– Ну, что, чем не ваш Версаль или Фонтенбло? – говорил не то шутя, не то самодовольно фон Конов. – А между тем отсюда до чертова логова – Паргала – рукой подать.
– Паргала? Это что же такое?
– А по-фински «паргала» или, вернее, «пергеле» не более не менее, как «черт». Ведь простому народу везде чудится нечистая сила. Ну, а местность по выборгскому тракту, которой дали здесь такое имя, действительно – глушь непроходимая, гнездо разбойничье, и протечет еще добрая сотня лет, пока нам удастся привить и там европейскую культуру.
Шведский майор отчасти только был прав: потребовалось, точно, чуть не две сотни лет, но не шведам, а русским, чтобы обратить прежнее «чертово логово» с окружающими дебрями и непролазными болотами в «европейски-культурное» дачное место. А что сказал бы еще фон Конов, если бы ему предсказали, что тот самый городской сад, которым он, по-видимому, так гордился, со временем будет служить лишь местом вечного успокоения – кладбищем одной из самых заброшенных городских окраин – Большой Охты?
– В этих насаждениях чуется гениально-причудливый стиль нашего великого придворного садовника Ленотра, – отозвался Иван Петрович, чтобы сказать что-нибудь приятное своему любезному путеводителю.
– Не правда ли? – подхватил с живостью фон Конов. – В особенности, надо признать, много стараний об украшении нашего богоспасаемого города прилагает коммерции советник Фризиус. По его указаниями, например, а главное – его же иждивением устроен вот этот «лабиринт» – неизбежная принадлежность современных садов. Угодно вам взглянуть? Или же сперва отдохнем тут в боскете?
– Да, не мешало бы: нагулялись до третьего пота. Они уселись в боскете; калмык же, отломив с куста цветущую ветку, стал обмахивать господ, отгоняя от них игравших в солнечных лучах мух и мошек.
– Простите мне, господин майор, мое любопытство, – заговорил он с простоватой миной. – Вопрос, может быть, очень глупый и неумный, но вы, по доброте вашей, не поставите мне в вину…
– Спрашивайте, любезнейший, – милостиво разрешил фон Конов. – Что вы хотите знать?
– Да вот-с… Когда мы проходили сюда, по пути нам попались вал да ров.
– Ну?
– Вал вконец обвалился, а во рву ни капельки воды. Город ваш с этой стороны, стало быть, совсем открыт?
Светлые черты веселого майора на минуту омрачились.
– Вопрос ваш вовсе не так глуп, – сказал он со вздохом. – Действительно, нельзя не пожалеть, что со времени последнего разгрома Ниеншанца, с лишком сорок лет назад, прежний вал уже не восстановлен. Теперь город так разросся, что его никаким валом не обведешь. Одним городским мальчишкам раздолье – играть на валу и во рву! Но недалеко позади вот этого сада возведено у нас полевое укрепление. Правда, это не то, что сплошной крепостной вал… У меня от покойного отца сохранился еще генеральный план прежнего Ниеншанца… Впрочем, для вас, Люсьен, этакий план – тарабарская грамота.
– Это что же – вроде панорамы?