Сезон огненных дождей. Олег Шовкуненко
с места водителя и швырнул на приборную панель. Марк ничего не мог поделать. Прислушиваясь к оседающей на борт машине, он так и лежал, не замечая капающую из разбитого носа кровь. Алые капли обильно метили светящийся экран радара, словно рисуя на нем возникающие из ниоткуда цели.
«Блин, неужели я все-таки заснул! – Первая мысль, которая пришла в голову разведчику, наполнила его душу отчаянием. – Ник меня убьет, ведь я вырубил драйвконтроль. И если мы влетели куда-то, то машине хана!»
Грабовский явственно представил их планетоход. Недвижимый и перекошенный, он, словно старый потрепанный автомобиль, замрет у обочины пустынной магистрали. И стоять ему здесь ни много ни мало, а целую вечность, поскольку все спасатели в этой непонятной стране уже тысячу лет как не при делах.
Насчет недвижимости лейтенант явно погорячился. Падение двухсоттонной машины почему-то продолжалось. Скорость его нарастала. Марку стало казаться, что они вот-вот опрокинутся и начнут грести гусеницами воздух, на манер перевернутой к верху пузом черепахи. Такая возможность казалась все реальней с каждой секундой, и Грабовский поспешил сменить свое крайне ненадежное местоположение. Не обращая внимания на то, какие именно клавиши сминаются его тяжелыми космическими ботинками, он оттолкнулся от пульта управления и прыгнул. Это было сделано ей-богу вовремя! Как только Марк вцепился в привинченное к палубе кресло водителя, спасательная шлюпка провалилась в тартарары.
Грохот, скрежет, дым и языки яркого пламени превратили доселе незыблемый мир в декорации страшного суда. Проследить за головокружительным водоворотом событий, а тем более понять или осознать причину аварии Грабовский не имел ни малейшей возможности. Охваченный первобытным страхом, он что есть силы вцепился в спинку кресла, закрыл глаза и приготовился к смерти.
Однако костлявая старуха в который раз прошляпила свой шанс. Светопреставление закончилось до ее появления. Каменный дождь все еще нещадно молотил по стальной шкуре спасательного модуля, но все остальные «прелести», которыми должен сопровождается конец света, несомненно пошли на убыль. А главное, прекратилось падение. Конечно, положение палубы сложно было назвать горизонтальным, зато она больше не подпрыгивала, как взбесившийся жеребец. И хотя в окне вместо солнечного дня почему-то бурлило черное пыльное марево, зато огонь поумерил свою прыть, оставив о себе память лишь в виде светящихся тусклым светом разогретых камней за бортом.
Все это Марк отметил краем глаза, как бы между прочим. Так уж устроена черепушка солдата, что в ней нет места для праздного созерцания и долгих раздумий. Рефлексы толкают его вперед, грубо напоминая, что движение – это жизнь. И это не просто какой-то там эфемерный лозунг. У человека, привыкшего ходить по лезвию ножа, он приобретает вполне конкретный однозначный смысл – шевели задницей, если хочешь спасти собственную шкуру.
И Грабовский не жалел ни задницы, ни коленей, ни локтей. Извиваясь, словно уж, он пополз