Камень власти. Ольга Елисеева
что П-петр Л-ликсеич п-помер.
– Ваша правда, – протянул канцлер. – Чего только не придумывал, зубодер проклятый, мать его в душу.
Все с осуждением посмотрели на Михаила Воронцова, но канцлер не смутился.
– Потащили их, – скомандовал он. – Силы небесные, и за что так мучаемся?
«За Рассею-матушку, – не без сарказма подумал фаворит, продолжая разглядывать головы несчастных. – Красивые люди. Даже слишком. Такие долго не живут».
Вилим Монс, брат первой фаворитки Петра – Анны, был казнен по обвинению в государственной измене. Царю донесли, будто он слишком часто задерживается по вечерам в покоях Ее Величества. И хотя бедняга все отрицал на следствии, преобразователь велел отрезать ему не только голову. Оба предмета были заспиртованы и поставлены на стол в комнате императрицы. Как уж она там ела, неизвестно.
Что касается Марии Гамильтон, то и она наследила в личной жизни великого реформатора. Себе государь позволял многое. Однако, узнав о ее связях с французской разведкой, приказал казнить даму сердца и при всем честном народе, взобравшись на эшафот и подняв голову за волосы, пояснял простодушным россиянам, как устроена внутри человеческая шея.
С детства наслушавшись подобных историй, Шувалов давно перестал уважать Петра. Не человек он был вовсе. А если и человек, то какой-то странный. То ли без сердца, то ли без головы. Одна голая сила. И этой силой царь так закрутил страну, что хлебать не расхлебать кровавого варева на сотню лет вперед. Вряд ли из собравшихся сегодня в Кунсткамере братьев нашелся бы хоть кто-то, кто этого не понимал.
На крыше вольных каменщиков сдувало сильными порывами ветра. Обнаружив более или менее ровное место за часами, все двенадцать выстроились в круг и сцепили руки. Колбы были поставлены в середине. Между ними Иван Иванович положил пентакль. Оставалось ждать, пока молния шибанет в него, на что надежды было мало, потому что часовая башенка экранировала.
Однако опасения оказались напрасны. Металл пентакля притягивал электрические разряды. Он светился в темноте, и даже сквозь плотные струи дождя Шувалов видел, как вспыхивает его неестественно белый глаз. Не успели каменщики совершить двенадцатый круг по часовой стрелке вокруг колб с головами, как сильнейший удар молнии сотряс здание. Казалось, Кунсткамера должна развалиться на куски, но, открыв глаза, люди обнаружили, что дом стоит на месте, а вот с головами творится нечто странное.
Синевато-зеленое сияние исходило от пенкаля. Он приподнялся в воздухе на локоть выше колб, и из него к ним тянулись длинные светящиеся корни, заставлявшие склянки гореть безжизненным электрическим светом. Вместе все три предмета образовывали магический треугольник, и в нем… мертвые головы жили, двигались, смаргивали спирт со слипшихся ресниц и шевелили губами.
Это зрелище пригнуло собравшихся к крыше сильнее любого дождя с громом и молниями. Никто не отваживался подняться на ноги. В этот момент Иван Иванович заметил,