Курица в полете. Екатерина Вильмонт
Ты должна выглядеть элегантно! Дай-ка я на твой багаж гляну! Конец света! Нет, так не годится! Эта сумка вообще только на выброс! И чемодан, конечно, тоже! Неприлично!
– Мне плевать!
– Напрасно! Твоя маманя должна увидеть элегантную, преуспевающую даму, а не челночницу какую-то затрюханную. Этот чемодан, не говоря уж о сумке, может вызвать только жалость и отвращение! И как я раньше не подумала…
– Теперь уж поздно, – легкомысленно махнула рукой Элла. – Ночь на дворе!
– Ну в принципе можно купить приличный чемодан в дьюти-фри…
– И переть его с собой в самолет? Да он неподъемный!
– Тоже верно, но так ехать нельзя! А у тебя тут соседей, у которых можно раздобыть приличный чемодан, нету?
– Нету!
– Тогда ладно, я смотаюсь домой и привезу тебе две сумки! Поедешь как приличная женщина, а не бомжиха!
– И тебе не лень?
– Лень, конечно, но я ж все-таки на колесах! Элка, тебе надо завести машину, научиться водить, это современно, особенно для одинокой женщины.
– С ума сошла! Зачем мне эта морока? Да если даже я каждый день буду на такси ездить, мне это дешевле обойдется.
– Дешевле? Пожалуй, но своя машина – это стильно!
– Да ты, по-моему, все деньги в нее вбухиваешь!
– Ну она ж пятый год у меня, скоро поменяю, у меня это в плане. Ну я помчалась!
Элла беспомощно развела руками. Ей самой не пришло бы в голову, что с таким чемоданом и сумкой ехать неприлично, но раз Машка так считает… Она лучше разбирается в подобных вещах. Комплекс провинциалки был в Элле силен, несмотря на долгие годы, прожитые в Москве. Сейчас, конечно, многое было преодолено, она уже правильно ставила ударения, не говорила больше таможе́нник, соломи́нка, не называла соленые огурцы кислыми, а кислую капусту соленой, как некогда, но напевность одесской речи еще сохранялась, придавая особую теплоту ее и без того красивому, звучному голосу. Слушая ее, хотелось очутиться в теплых краях, улечься на теплый песок, загорать, купаться в море, есть фрукты и вареники с вишнями…
Маша вернулась вскоре с роскошной, большой сумкой на колесиках и второй, поменьше, из темно-коричневой мягчайшей верблюжьей кожи, купленными в Тунисе.
– Машка, какая роскошь! Я не могу… А вдруг в самолете попортят?
– Не попортят!
– А если украдут?
– Слушай, не занудствуй, а то накаркаешь! Знаешь что, я, пожалуй, останусь у тебя ночевать, не возражаешь?
– Здорово! – искренне обрадовалась Элла.
– По крайней мере буду спокойна, что ты уехала в приличном виде.
– И мне не так страшно будет…
– Тебе страшно? – Глаза Машки налились слезами сочувствия.
– Не то слово.
Часть вторая
ЭЛЛА БОРИСОВНА
Лететь до Вены недолго, всего два часа двадцать минут, но Элла вконец извелась. Самолет оказался старым, тесным, с такими короткими ремнями безопасности, что она едва смогла застегнуть их на животе, а столик так впивался в тело, что не то что есть, дышать было немыслимо, и Элла решительно отказалась от завтрака,