Евангелие от палача. Георгий Вайнер
объясняла недопустимость моего поведения, непозволительность возвращения семейного человека домой засветло.
– Здравствуй, Мариша, – сказал я доброжелательно, потому что после всего пережитого было бы хуже, если бы здесь в кресле сидел Истопник.
– Доброе утро, муженек, – суховато ответила она. – Как отдыхали, как веселились, неугомонненький мой?
– Плохо отдыхали и совсем не веселились, единственная моя! – искренне признался я. – Мне сильно недоставало тебя, дорогая подруга, верная моя спутница…
– А что же ты не позвал? – улыбнулась Марина. – Я бы составила тебе компанию…
От углов рта у нее уже пошли тяжелые морщины. Возраст все-таки сказывается. Хотя оттого, что Марина постарела, в ней появилось даже что-то человеческое.
Я неопределенно помахал рукой, а она все лезла настырно:
– Ты ведь знаешь, я, как декабристка: за тобой – хоть на край света.
– Ага, – кивнул я. – Хоть в ресторан, хоть на премьеру, хоть в гости.
– Хоть к шлюхам, – согласилась она. – Я же покладистая, у меня характер хороший.
– Это точно. Лучше не бывает. Слушай, покладистая, не дашь чего-нибудь пожевать?
– Пожевать? – переспросила Марина, будто прикидывая, чем бы вкуснее меня накормить – стрихнином или мышьяком. Потом вдруг закричала так пронзительно, что верхнее «си» растворилось и перешло в ультразвук, навылет пробивший барабанные перепонки: – Пожевать пускай тебе дадут твои проститутки от своей жареной п…! Кобель проклятый, сволочь разнузданная! Я бы тебя накормила! Сто хренов тебе в глотку натолкать, гадина вонючая! Гад! Свинья! Бандитская морда…
От красоты Марины, от ее прекрасной розовой веснушчатости не осталось сейчас и следа – она была как багрово-синее пламя ацетиленовой горелки. Мощной струей, под давлением извергала она из себя ненависть. И страшные фиолетово-красные пятна покрывали ее лицо. Она была похожа сейчас на сюрреалистического зверя. Алый леопард. Нет – пожалуй, из-за оскаленных зубов и наливающихся темнотой пятен она все сильнее смахивает на красную гиену.
Я сидел в теплом мягком кресле, поджав под себя ноги, так было теплее и спокойнее, и рассматривал с интересом свою милую, подругу, суженую. Суженую, но – увы! – не судимую. Господи, ведь бывает же людям счастье! Одного жена бросила, у другого попала под машину, третий рыдает из-за скоротечного рака супруги. А к моей любимке хоть бы грипп какой-нибудь гонконгский пристал!
Так ведь нет! Ни черта ей не делается! Здорова моя ненаглядная, как гусеничный трактор. И никакой хрен ее не берет. Хотя болеет моя коханая беспрерывно – какими-то очень тяжелыми, по существу, неизлечимыми, но мне незаметными болезнями. Я наблюдаю эти болезни только по количеству денег, времени и связей, которые приходится мне тратить на доставание самоновейших американских и швейцарских лекарств. Все они мгновенно исчезают. Она их, видимо, перепродает или меняет на французскую косметику.
– Мерзавец грязный!.. Подонок!.. Низкий уголовник!.. Аферист!.. Ты погубил мою молодость!..