Райский сад дьявола. Георгий Вайнер
вон…
И Кит Моржовый, идущий за мной, остановился на миг, сказал ему скучно:
– Шел бы ты, Леха, домой… Не время сейчас…
Но Пикалов вцепился в меня удушливой хваткой утопающего:
– Да побойтесь Бога, Сергей Петрович! В чем я виноват? Что бардак повсюду? Телефоны не работают? В чем вы меня обвиняете?
– Ты бы этот вопросик задал в Афганистане… Или в Чечне… Там бы тебе ответили… – бросил я ему на ходу.
– Но здесь не Афганистан! И не Чечня! – завыл Пикалов. – У вас это вроде фронтовой контузии, Сергей Петрович! Вы меня напрямую в Валеркиной смерти обвиняете! Вы же знаете, он мой друган был!
Я резко остановился и ткнул в него пальцем:
– Знаю! И обвинять тебя не могу – доказательств нет. Я вообще могу наказать тебя только одним способом… Ничего я тебе сделать не могу… Я тебя отлучаю!
– Как? – испуганно удивился Пикалов.
– Так! Живи один! Без меня! Без Любчика! Без Кита! Без Валерки Ларионова! Без всех! Один живи! И звони по ночам в пустоту! Тогда, может быть, ты узнаешь, что Валерка чувствовал – один, брошенный. Перед тем как умер…
– Господи, что ж мне такое мучение ни за что? – заныл Пикалов.
Он был бледен, но трусливый отток крови не мог совсем погасить его здоровый румянец, ясную голубизну глаз хитрого жизнерадостного прохиндея, цепкую нацеленность на успех. Он не помнил сейчас, да и помнить не мог – он ведь не видел сегодня утром – замурзанного усталого лица Валерки Ларионова, жалко скорчившегося в вонючем пенале телефонной будки.
Я хотел ему сказать о дурацкой истории, вычитанной мной еще в детстве, об истории одинаково трагической и издевательской. Как бойцы-красноармейцы шутки ради поставили своего товарища-китайца на пост – охранять нужник. И забыли об этом. А потом пришли белые и китаец много часов сражался с ними, пока его не застрелили. Я хотел сказать Лешке, что мы все – героические китайцы, охраняющие сортир, и в наши удивительные времена, когда не осталось ни белых, ни красных, ни памяти о них, а только стоят забытые нужники, мы можем остаться людьми, только пока помним о долге и верности.
Но не сказал ему об этом ничего – он сейчас мучился. Ни за что.
– Иди в кадры, предлагайся, – посочувствовал я ему. – Скажи, что я согласен на твой перевод…
– Сергей Петрович, как же? Я ведь и рапорта не подавал…
– Считай, что он уже подписан…
Мы вышли с Китом на улицу и отправились к автостоянке. Кит за спиной недовольно кряхтел и задумчиво жевал бублик с маком.
– Ну, чего сопишь? – спросил я недовольно – злая энергия возбуждения искала выхода.
– Да чего там… – вздохнул тяжело Кит и откусил полбублика.
– Из тебя слово вырвать тяжелее, чем коренной зуб… – сердито сказал я.
– А чего там говорить? – пожал плечами Кит. – Знаешь, как в рекламе – лучше жевать, чем говорить.
Посмотрел с сожалением на оставшийся кусок бублика, протянул засиженную маковым пометом четвертушку, лицемерно