Дырка для ордена. Василий Звягинцев
как же они досюда-то дошли? – удивился военврач. – Насколько я знаю, по ту сторону границы французская зона ответственности и где-то возле Кутейфы немецкий батальон стоит. Должны были рокадные дороги и тропы блокировать.
– Или прозевали, или нарочно пропустили, – равнодушно ответил Тарханов.
– Как думаешь, кто это? – спросил Ляхов, подкручивая барабанчики прицела. – Палестинцы?
– Да кто угодно. Эти, которых я приспокоил, чеченцы. А остальные – все, кому жить надоело. Иорданцы, афганцы, опять же чеченцы. Не наша это забота. В общем, ты давай на свою позицию, – сменил тему Тарханов. Он снова посмотрел в бинокль, оценивая расстояние. Время еще было, хотя теперь – в обрез. Как раз хватило покурить. Не торопясь, но глубокими затяжками, поскольку каждый думал, а не в последний ли раз.
И вот, наконец, голова колонны вышла на дистанцию прямого выстрела.
– Давай, Вадим. Пожили, и хватит. Первым не стреляй. А когда я начну, работай по обстановке. Выбивай командиров, если различишь, самых прытких, кто вперед рваться будет, пулеметчиков и гранатометчиков, само собой. Главное – бдительности не теряй. Пару раз стрельнешь, меняй позицию. И за моими командами следи.
– Учи ученого!
Доктор явно храбрился, в серьезном деле он не бывал, но то, что держался с веселым возбуждением, майору понравилось.
Тарханов отложил бинокль, вдавил в плечо приклад пулемета.
Прицел стоял на 800 метров. Он подвел мушку к груди возглавлявшего колонну усатого человека, выглядевшего командиром, уж больно решительно он шагал, положив руки на висящий поперек груди автомат, и слишком хорош был его почти новый черно-желтый камуфляжный комбинезон.
Сергею показалось, что он слышит даже хруст щебня под высокими десантными ботинками. Хотя быть этого не могло.
Кажется, боевик вдруг что-то почувствовал, вскинул голову, и они встретились взглядом. Так это или нет, думать уже было некогда, теплый спусковой крючок подался легко, словно бы сам собой.
Пулемет, как привык это делать за десятки лет своей военной жизни, загрохотал и задергался, подпрыгивая на сошках, и майору пришлось цепко сжимать рукоятку, придавливая вдобавок приклад сверху левой рукой.
Длинная очередь, как он и целился, свалила сначала лидера, потом ударила в плотную массу тел, спешащих, тяжело дышащих под грузом оружия и амуниции, смрадно потеющих, мечтающих преодолеть, наконец, последний подъем и устроить привал.
С лязгом дергался перед глазами Тарханова затворный рычаг, звенели о камни разлетающиеся гильзы, а там, внизу, лег на дорогу и третий, и четвертый ряд.
«Как скошенные», – всплыла в памяти банальная фраза.
Тяжелые пули со стальным сердечником протыкали сразу по нескольку тел. Наконец понявшие, что происходит, боевики с криками отпрянули, смешались, метнулись в стороны, а бежать им особенно-то и некуда, или на стену, или в пропасть, чудо, а не позиция!
Натуральные Фермопилы.
Майор расстрелял первую