Успеть изменить до рассвета. Анна и Сергей Литвиновы
бодро бросилась обходить, но Алексей откуда-то понимал, что это все туфта, ни там, ни где-нибудь еще даму не пропустят. А вот он почему-то может пройти. И когда пожилая леди удалилась от него на достаточное расстояние (жаль было огорчать ее), Данилов подошел к тому же гвардейцу и тихо сказал:
– Моя фамилия Данилов. Я есть в списке.
Гвардеец немедленно связался с кем-то по рации – отвернувшись и произнося слова так тихо, что Алексей ничего не понял, а потом отодвинул свое огромное бронированное тело: «Можете пройти».
Многочисленная толпа, собравшаяся на площади, тяготела к административному зданию, стоявшему на ее краю. В ту сторону она как-то густела, плотнела – да и вообще народ чаще обращался туда взглядами, будто бы ждал чего-то. Некогда в здании, возможно, заседала власть: конструктивистский стиль, три этажа, башенка с часами, длинный балкон. «Не на этом ли балконе, – мелькнуло в голове у Данилова, – происходило действо, что описали в радиопередаче? Раздача еды и исцеление страждущих?» Он пробирался сквозь толпу в сторону здания. Миновал две полевые кухни, оттуда несло гречневой кашей, и люди отходили с плошками, переполненными едой.
Встретилась еще одна цепь из загородок, охраняемая гвардейцами. Повторился тот же диалог: Алексей уверил, что состоит в неких списках – и его пропустили.
Наконец он достиг подъезда здания – его сторожили не только бойцы, но и пара человек в штатском, у которых, однако, на боку болтались автоматы Калашникова. В ответ на фамилию Данилова в их руках явились пресловутые списки, по которым один из вооруженных штатских помусолил пальцем, нашел искомое и мотнул вовнутрь стволом автомата: «Пройдите».
Внутри складывалось впечатление, что здание недавно захвачено и используется явно не по назначению. Что-то вроде революционного Смольного.
То и дело проходят деловитые штатские люди – но многие из них с огнестрельным оружием, кто-то тащит под мышкой партию листовок, в кабинете, куда случайно распахивается дверь, идет совещание, и оттуда вдруг доносится обрывок фразы: «…Вопрос не в том, когда мы выступим на Москву, а…» – но дверь на самом интересном месте захлопывают.
Провожатый довольно споро ведет Данилова по коридорам – Алексей едва за ним поспевает. Наконец они достигают некой приемной. Там сидит довольно строгая тетя в роли секретарши – руки на клавиатуре ноутбука, – а также двое охранников в штатском с автоматами.
Секретарша поднимает глаза от печатного текста. «Доставили», – кивает даниловский провожатый. Начальница приемной, обходя охранников, словно бессловесные тумбы, подходит к кабинету и очень ласково, на пределе слышимости стучит. Алексей замечает, что со стены свинчена табличка с именем былого руководителя – а новой нет, остались только отверстия под шурупы.
В ответ из кабинета раздается ровный голос:
– Войдите!
Секретарша скрывается за дверями, а через минуту, не глядя в лицо Данилову, строго говорит ему: «Можете заходить».
Кабинет по старой советской моде оснащен