Жернова. 1918–1953. Книга вторая. Москва – Берлин – Березники. Виктор Мануйлов

Жернова. 1918–1953. Книга вторая. Москва – Берлин – Березники - Виктор Мануйлов


Скачать книгу
о пытаемых – тем более. Он растворяется в животном реве, в запахе крови и испражнений, в тяжком сопении мастера, специализирующегося на вытягивании признаний из подследственного, и сам сопит и корчится в темном углу пыточной камеры, и чувствует себя древним израильтянином в войске царя Давида, вершащим суд и расправу над побежденными народами, которым великий и страшный бог Израиля не оставил места на этой земле.

      Как это там, в Ветхом Завете?

      "А народ, бывший в городе, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи…"

      Какой восторг должны были испытывать воины царя Давида на подобных пирах смерти!

      Глядя, как следователь измывается над жертвой, слыша стоны ее и крики, Исаак сам был не прочь вонзать кому-нибудь под ногти иглу, ломать пальцы, прижигать крайнюю плоть, однако по собственному опыту он знал, что присутствие при пытках, как и при совокуплении любовников, натягивает нервы больше, чем непосредственное участие в том или ином действе. До многократного оргазма, до пароксизма, до сумасшествия, до… – нет, этого словами не опишешь.

      Гибельный восторг – что-то очень близкое по несоответствию, но не по смыслу.

      Глава 15

      В животе забурчало от голода, и Бабель, еще не совсем отогревшись, повернулся на шорох за своей спиной и увидел хозяйку, дородную хохлушку, стоящую у двери. На ней исподняя холщовая юбка, белая просторная рубаха. Женщина куталась в черную шаль с кистями и смотрела на гостя темными равнодушными глазами.

      – Чего уставилась-то? – спросил он тем когда-то выработанным тоном завоевателя, каким разговаривал с хозяевами польских и украинских сел и хуторов в далеком двадцатом. Там жители либо проявляли враждебность, либо полное равнодушие к освободительной миссии Красной армии. И к нему, товарищу Лютову, представителю этой армии, тоже. А равнодушный – тот же враг. И эта хохлушка не может быть ему другом. Он сразу же почувствовал к ней неприязнь оттого, что женщина не проявляет никакой инициативы, не хочет войти в его положение – положение замерзшего и проголодавшегося в дороге человека. Так что и церемониться с ней нечего.

      – Собери чего-нибудь пожрать! – бросил он повелительно.

      Женщина дернула головой, как от удара плетью, оттолкнулась плечом от стены, прошла мимо Бабеля к печи, открыла заслонку, ухватом вынула черный чугунок, накрытый деревянным кружком, поставила чугунок на шесток. Потом подошла к полке над столом, потянулась, обнажая полные икры стройных ног, взяла с полки глиняную миску, достала откуда-то полкаравая хлеба, нож, деревянную ложку, в миску налила молока из чугунка, все это собрала на столе и отошла в сторону.

      Исаак оторвался от печи, тяжело опустился на широкую лавку, отрезал большой кусок хлеба, стал крошить его в миску. Пальцы слушались плохо, руки не мешало бы помыть, но в животе требовательно урчало, будто там много дней не было ни крошки.

      Бабель сидел за


Скачать книгу