Жатва (сборник). Ирина Лазаренко
Три квартала к югу. Ноги в башмаках. Башмаки пахнут старым салом. Булыжники под лапами. Лапам холодно и скользко. Хочу на траву. Доска вестей. Доска вестей. Смотреть. Зачем? Кора с чернилами. Еще кора. Пахнет воском. Чхи! Кора. Тканевый лоскут. Чернила. Доска. Пометить!
Можно вернуться на травку. Крысы под ногами. Крысы пахнут крысами. Клац-клац-клац, пры-ыжок! Не жрать! Не жрать крысу! На травку! Дохлый крот!
– Никто тебя не ищет, – «осчастливил» я принцесску. – Люди в городе поговаривают, что в этих краях завёлся я, но про тебя – ни слова. И на доске вестей ничего про нас не писано. Вообще.
Она медленно вышла из хибарки, глаз не поднимая, села на колоду для рубки дров, руки свесила. И так тяжко вздохнула, будто болит у неё чего. Может, живот подвело от квашеной капустки?
Так она и сидела, пока я свежевал пойманного по дороге кабанчика и разводил костер. А я понял вдруг, что даже не знаю, как она выглядит, потому что не присматривался к ней. Все эти дни принцесска для меня была просто увесистой светловолосой девахой в желтом платье. Какой смысл запоминать того, кто рядом ненадолго?
Теперь я рассмотрел её. Руки округлые, чистенькие такие, кожа белая-белая, ни веснушинки, а брови темные и щеки под ними круглые, как у ребятишек. Лица не разглядеть, потому что сидит принцесска, опустив голову, а закат ей волосы подсвечивает красным, очень красиво получается, будто голова горит.
– Ну что, – говорю ей, – придется мне назад тебя тащить. Не дают за тебя полцарства – что тут поделаешь.
Тут она голову подняла и уставилась на меня, совсем как Бринн, бывало, уставлялся. Глаза у неё прозрачно-голубые, как ларимары из моей сокровищницы, ресницы темные, щечки румяные, а нос и рот маленькие, аккуратные, как на куколках рисуют.
– Не хочу я обратно, – сказала, как отрезала. – Тут останусь.
– Вот еще! Нужна ты тут больно! Завтра же место! То есть домой!
Сунул ей шмат жареного мяса на дощечке. Схватила двумя руками, зубами впилась, чавкает, чуть ли не рычит. Выходит, принцесскам мясо больше в охотку, чем капуста – в этом они совсем как Бринн. Может, девица еще и вино пить будет?
Дожевывая на ходу кабанью ногу, я прошелся до кладовки, взял там пару бутылок яблочного. Сковырнул пробки ногтем, дал одну бутылку девице. Она на меня глазами так стрельнула сердито, но взяла.
Сидим, жрем мясо, пьем вино. Совсем как с Бринном, бывало, чтоб ему ногу сломать. Ночь уже настала, костерок трещит, звездочки с неба мигают, в лесу волки лаются – красота!
– Хотя бы ненадолго оставь меня, – жалобно так попросила, тихо. – Тут вольно, чисто. А там меня не ждет никто, не нужна я, видишь, как получилось. Дай хоть продышаться на воле. Я же никогда на воле не жила. Не гони, а?
Махнул я рукой: мрак с тобой, оставайся. Буду изучать людей на примере принцесски. Чем она хуже кого-нибудь другого из людей? А начнет доставать – возьму за бока да утащу куда подальше, всего делов. Обратной дороги она даже из ближнего леса не найдет, девица-то.
Кивнул я ей, потянулся, да и полез