Дорога горы. Сергей Суханов
Киннерет, Эйн-Шеву и Кфар-Нахум, а к Бейт-Цайде подходила уже при лунном свете. Дорога сначала шла по ровному берегу, но вскоре уперлась в стену высоких сопок. По поверхности озера бежала размытая мерцающая дорожка, резко обрываясь у горизонта, словно ее отсекли ножом. Перед холмами насыпь резко вильнула к воде, которая теперь плескалась у самых ног. Вскоре начался подъем в гору, и вот впереди показалась освещенная факелами крепостная стена.
У ворот долго препирались со стражей, не хотевшей впускать караван ночью. Пришлось заплатить. Окованные железом деревянные ворота – как будто нехотя, со скрипом – открылись. Найти герут не составило труда: Бен-Цион уже бывал здесь раньше, поэтому хорошо знал город. Разгрузив мулов, усталые палестинцы помолились, улеглись на рогожах и мгновенно уснули.
Утром обитатели постоялого двора не торопились вставать, все решили выспаться. Да и куда торопиться – наступил Шмини Ацерет, восьмой день праздника Суккот. Этот день считался днем иом тов, свободным от любой работы. Полагалось лишь радоваться жизни и предаваться всяческим удовольствиям. Только два каравана – халдейский и финикийский – на рассвете покинули Бейт-Цайду.
Позавтракав, палестинцы обсудили, чем занять день. Бен-Цион и Эзра собирались принять участие в народных гуляньях, а Иешуа вызвался стеречь поклажу. Когда товарищи ушли, юноша озабоченно похлопал по тюкам, обошел айван, чтобы проверить – нет ли крыс, убедился, что мулы надежно привязаны, и вышел за ворота. Он уселся на треснувший мельничный жернов, за ненадобностью брошенный возле стены, чтобы видеть всех, кто выходит из постоялого двора.
Через дорогу на траве сидели местные подростки. Трое казались приблизительно одного возраста с Иешуа, четвертый выглядел лет на десять, а пятому можно было дать не больше семи. До юноши доносились их возбужденные голоса. Ребятня что-то оживленно обсуждала. Прислушавшись, Иешуа понял, что друзья делятся друг с другом снами.
– Давай, Симон, расскажи, – напустились они на крепыша с всклокоченными жесткими волосами. Тот охотно заговорил:
– Помню, плыву я в отцовской лодке… и вы со мной. И тут буря поднялась: лодка качается, ветер парус рвет, волны высокие… И вдруг смотрю – по воде человек идет, спокойно так, прямо к нам направляется. А я не могу понять, кто это – вроде как знакомый, но лица не видно. И мне так тоскливо стало, думаю: вот сейчас его волной накроет. И я бросился из лодки, чтобы его спасти. Иду к нему, и вдруг вспомнил, какая подо мной глубина. И рухнул в бездну… И проснулся.
Друзья слушали молча, затаив дыхание, не спуская глаз с рассказчика. Симон продолжил:
– Я воды выпил, лег и заснул. И снится мне, что я в темнице. Темно, холодно… Вдруг свет засиял, и появился ангел с крыльями. А я пошевелиться не могу – на руках и ногах цепи. Он подошел ко мне и говорит что-то, не помню, что. Тут цепи упали, я встал и вышел. Иду по городу, а вокруг никого. Только я к воротам подошел – они сами открылись. И навстречу свет яркий. И я опять проснулся…
Рассказчик