Танцующая на ветру. Наталия Терентьева
мне.
– Вот, не зря ты меня ждала, видишь.
Машка почувствовала запах пирожков и вопросительно взглянула на меня. Вздохнув, я дала ей один пирожок. Машка удивительно деликатно для бездомной собаки съела его, осторожно взяв у меня прямо из руки. Собаки – как люди, есть наглые, хамские, неряшливые, а есть с тонкой душой. Потому что я убеждена, что душа у них есть. А чем тогда они любят и страдают?
Пока мы шли к общежитию, уже совершенно стемнело, и я чувствовала себя с собакой совершенно непривычно. Если бы еще она шла на поводке, вообще бы было, как будто я обычная девушка, у меня есть дом, в доме – или во дворе, неважно – живет собака… Ко мне просто так никто не задерется. Машка, правда, не производит впечатление бойцовой или хотя бы сторожевой собаки… Но когда мимо нас прошла стайка парней, заржавших и что-то неприличное бросивших мне, Машка как-то неожиданно пристроилась рядом с моей ногой, как будто бы шла на поводке, и независимо и довольно грозно гавкнула им в ответ. Один парень бросил в нашу сторону снегом. Но не бутылкой же. И не камнем. И они прошли мимо, так и не задравшись по-настоящему ко мне. А ведь могли – переулок в конце частного сектора очень темный, из освещения один столб, и тот далеко, кричи – не докричишься, если что…
– Молодец! – сказала я Машке и потрепала ее по грязнущей голове. – Ну что, давай я тебя помою… Нехорошо девочкам ходить такими грязными и немытыми… У меня есть план…
Самое сложное оказалось объяснить Машке, чтобы она ждала меня около общежития и никуда не уходила. Вроде она смотрела мне в глаза, доверчиво тянулась мордой, но когда я пошла к двери, собака медленно пошла за мной. Я обернулась:
– Я же сказала тебе – жди меня! Так, пошли! – Я снова отвела ее за угол общежития. – Тут вот сиди. Скоро я за тобой приду. Только надо, чтобы все легли спать.
План у меня созрел простой, теперь надо было терпеливо дождаться ночи. Я дала Машке еще один пирожок, как можно более доходчиво объяснила, что за мной идти не надо, но и уходить тоже не надо. Судя по ее взгляду, она все поняла. Села у стены общежития и молча смотрела, как я вхожу в дверь.
Из моего окна ее не было видно, но я несколько раз подходила к окну на лестнице и видела в свете фонаря, как Машка терпеливо сидит, потом легла на снег, грустно положив голову на обе лапы.
Время шло медленно. Моя соседка хотела разговаривать со мной – о чем угодно, лишь бы не молчать. У нее кончились деньги на телефоне, в Интернет она выйти не могла, поэтому болтала и болтала. О том, где лучше познакомиться с богатым парнем, о том, как она сразу поймет, что он богатый, он том, как надо одеться, чтобы он не понял, что она бедная, практически нищая…
– Лен, – не выдержала я, – а если он – плохой человек? Подлый, грубый, неприятный?
Лена отмахнулась.
– Ерунду не говори! Как богатый может быть плохой? Если у него все есть. Вот он и добрый. А мне, кстати, добрый и не нужен. Какая разница – добрый, злой… Вон Якуп злой, а мать его любит. За что?
Когда надо спорить с каждой фразой, лучше не затеваться. Я молча слушала