Красавчик. Леонард Пирагис
об этом…
И разговор больше не клеился. Пропало веселое настроение, словно что-то тяжелое придавило его. Красавчик погрузился в грустное раздумье. Митька же злился почему-то: впервые разговор о воровстве поднял что-то тяжелое в его душе, и это было в высшей степени странно.
Когда поспел завтрак, настроение поднялось. Уплетая рыбу, друзья повеселели и к концу трапезы болтали с прежней веселостью: темное, что надвинулось внезапно, отошло, и снова на душе у друзей было радостно и легко.
Поели и развалились возле костра в живописных позах. Митька вынул махорку из кармана и занялся свертыванием «цигарок». Одну для друга, другую – себе.
– Теперь совсем на своей воле зажили, – заговорил он. – Только здесь-то мы не останемся, Миша. Здесь нам нечего околачиваться.
– Почему?
– Место плохое. Как тут жить на открытой полянке? Я знаю местечко получше. Недалеко отсюда… Есть тут озеро, а на берегу пещера. В ней я жил прошлое лето и теперь в ней заживем. Отдохнем вот только и пойдем туда. Там чудо и только. Дачи близко… Станция тоже…
При упоминании о станции Красавчик кинул на Митьку тревожный взгляд. Но взор Митьки был безмятежно спокоен, и тревога Красавчика погасла.
– И пойдем туда, – продолжал Митька. – Ты что думаешь?
Красавчик ни о чем не думал. Так хорошо было лежать на мягкой траве и ощущать теплую ласку солнца, что ни одна мысль не лезла в голову. Кроме того, ему было все равно, куда идти. Была бы только свобода и лес. Он кивнул головой.
– Мне что? Пойдем, хоть сейчас.
– Ну денек-то побудем тут еще. Отдохнем, как следует, и тогда пойдем.
Солнце начинало припекать. Жарко становилось на площадке, и друзья перешли под тень кустов.
– Легче тут немного, – заметил Митька, скидывая однако толстую серую арестантскую куртку. – Скинь и ты – право, хорошо.
Красавчик последовал примеру друга. Приятная прохлада охватила тело. Оба с наслаждением разлеглись на траве, здесь, под кустами, еще влажной от росы.
Куртки, по-видимому, дали новое направление мыслям Митьки. Швырнув окурок «цигарки» в кусты, он повернулся к приятелю.
– Нам надо бы одежу сменить, Красавчик. В этой штуке, – он ткнул кулаком в куртку, – нас и распознать могут. Тут не смотри что чухны живут, а полиция-то русская. Фараоны[11] разнюхают мигом. Одежу непременно сменить надо, а то засыпемся.
Красавчик был настолько далек от каких бы то ни было мыслей, связанных с тюрьмой, что забыл даже о тюремной одежде, которую носил. Опасения Шманалы показались ему справедливыми.
– Правда, – согласился он, – а где другую одежу взять?
– Где? – Митька отвел взгляд в сторону.
В прошлое лето он попросту украл себе коломянковую куртку со двора какой-то дачи. По его мнению, это был самый простой и самый верный способ переодеться. Но он почему-то воздержался предложить этот способ Красавчику. Он знал, что Красавчик не согласится, и мысленно обозвал его «дураком» и «трусом». Как нарочно, Красавчик спросил в эту минуту:
– А в прошлое лето ты как же? Лукавая улыбка скользнула по губам Митьки.
– В