Инквизитор Светлого Мира. Андрей Плеханов
цветастые приталенные рубашки, расстегнутые до пупа, и брюки, расклешенные настолько, что при передвижении пешком существовал риск запнуться, упасть и расквасить себе нос. Мини-юбочки его сверстниц кончались чуть ниже ватерлинии трусиков. Сексуальная революция наступала на закостеневшие традиции буржуазного мира. Хиппи мирно лежали на травке, курили марихуану и проповедовали любовь. Заматеревшие Битлы уже выпустили свою последнюю пластинку и с шумом распались на составные части. Джимми Моррисон брел через наркотический шторм. Все это мало трогало Диего. Будущее, накатывающееся как цунами на настоящее и разбивающее его в щепки, мало волновало его. Он все больше уходил в прошлое. Далекое прошлое.
Он уже больше не называл себя Диего. Он звал себя Вальдесом. Он вычитал это имя в одной из книг об инквизиции. Он решил, что это имя больше соответствует его сущности. Он так упорно отстаивал свое право на новое имя, подтверждая его кулаками, что даже наиболее упрямые из его ровесников сдались – решили, что здоровье дороже. Отца, который мог бы попытаться как-то воздействовать на него, больше не было. Отец умер. А мать… Она просто боялась сына.
Он был достаточно привлекателен внешне – многие из девчонок охотно оставили бы ради него своих гривастых парней, украшенных дешевыми бирюльками и нечесаными бакенбардами. Вальдес был высок ростом, строен, двигался с замедленной грацией, выдающую в нем опасную силу, сжатую, как пружина. Кроме того, он был светлоглазым и светловолосым – это редко встречается среди испанцев, особенно среди южных, и привлекает внимание женщин. Но Вальдес обращал мало внимания на девчонок.
Нет, пожалуй, не так. Вальдес обращал внимание на девушек недостаточно много – не в той мере, в какой это положено делать истинному мачо. Он делал это как-то слишком нетемпераментно и не по-испански – словно был не горячим андалусийцем, а холодным норвежцем. Он слишком мало трепался о своих победах над девчонками, не останавливался на улице, не хлопал себя по бедрам, не округлял глаза и не произносил громко «Dios! Que guapa es!» [4], когда какая-нибудь местная красавица, виляя круглым задком, проходила мимо него. Он выглядел слишком взрослым по сравнению со своими ровесниками. В семнадцать лет Вальдес отличался спокойствием и прагматизмом. Общение с ним напоминало кожный контакт с сухой наждачной шкуркой. Он перерос те романтические чувства, которые составляли основу жизни его ровесников – перерос, так и не попробовав, что это такое. Если он оказывался в постели с какой-нибудь девицей, то, как правило, она была старше его лет на пять, а то и на десять. Он не водил девушек в кино и на танцы, он даже не угощал их мороженым или Кока-колой. Он просто осведомлялся, есть ли у девушки комната, где можно перепихнуться – потому что у него, Вальдеса, такой комнаты нет. Некоторых девчонок это приводило в состояние бешенства, кое-кто даже пытался дать ему по физиономии, но Вальдес не был назойливым: он не настаивал, он просто искал. Он шел к следующей девушке и повторял
Боже, ну и красотка! (исп.).