Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи. Анна Кимерлинг
по-прежнему сохраняется как минимум два парадигмальных подхода к истории – макро- и микроисторический (об этом подробнее в следующей главе). На первоначальном этапе изучения сталинской эпохи доминировал скорее традиционный, макроисторический взгляд, при котором предметом рассмотрения чаще всего становились действия отдельных правителей, центральных органов власти, в целом государства. С начала 1990-х годов появилось большое число работ, посвященных непосредственно И. Сталину (например, Д. Волкогонова[62], Р. Такера[63], С. Семанова и В. Кардашова[64], Д. Ранкур-Лаферриера[65], Ю. Жукова[66], С. Рыба са[67]), другим центральным деятелям той эпохи[68], их взаимоотношениям[69], женам и детям[70], быту и т. д.
Сюда же можно отнести работы, посвященные событиям сталинской эпохи, но сфокусированные на действиях центральной власти, например деятельность Сталина в процессе укрепления своей диктатуры в послевоенные годы[71], описание «Ленинградского дела»[72], антисемитизма и борьбы с космополитами[73], гонений на ученых и т. д.
Такой подход сегодня уже не нуждается в развернутой критике. У него есть свои достоинства, поскольку именно в его рамках ищутся ответы по поводу мотивации поведения верховных правителей, рациональные объяснения принятия того или иного решения, проведения кампаний, политики. Хватает и недостатков: сведение всего исторического процесса к личностному фактору, отождествление процессов с идеологией, сведение истории взаимоотношений власти и общества к простой схеме «воздействие – реакция».
Однако уже к 2000-м годам в историографии сталинской эпохи наступает период, который можно охарактеризовать, как увлечение повседневностью. Доступ к архивам, причем не только центральным, но и местным, региональным, наработанные навыки среди профессиональных историков к систематической работе с источниками этой поры (что не происходит в одночасье), равно как и знакомство с новыми методологическими приемами микроистории, истории повседневности, новой культурной истории постепенно привели к созданию обширной литературы, посвященной изучению повседневности.
Очевидно, что это увлечение разворачивалось в два этапа. На первом этапе оно было спровоцировано как раз интересом к центральным фигурам сталинской эпохи, включая вождей, руководителей, военачальников, известных деятелей культуры. Публикуя и комментируя биографии известных людей, пытаясь ответить на вопросы, почему они вели себя так, а не иначе, исследователи волей-неволей приходили к необходимости использовать концепции культуры, повседневности, практик. Так, показательными работами здесь являются работы В. Антипиной «Повседневная жизнь советских писателей. 1930–1950-е годы»[74], Н. Лебиной и А. Чистикова «Обыватель и реформы»[75], М. Чегодаевой «Два лика времени»[76].
В работе М. Чегодаевой «Два лика времени», посвященной истории советской литературы, встречается такой образ: «Бытие советского человека проходило одновременно в трех почти
Берия: Конец карьеры / сост. В. Ф. Некрасов. М.: Политиздат, 1991;