Отцовский крест. Острая Лука. 1908–1926. Софья Самуилова
настолько проста, что он чуть не вскрикнул вслух: «ЧТО же это я, славянский язык забыл?» – но сдержался и сказал другое.
– Как, по-твоему, Петр Иванович, какая разница в словах «повеле» и «повелеша»?
– Очень просто, ответил Петр Иванович, немного удивленный вопросом, – «повеле» – это когда один, а «повелеша» – много.
– Ну вот, вот, – подхватил отец Сергий, – так и тут, где ты сказал, говорится про одну, про Церковь, а не про многих. Если бы говорилось про еретиков, то было бы сказано: «ОДОЛЕША». А написано «одоле», значит не еретики одолели Церковь, а она их одолела. Принесли? – обратился он к вошедшим, раскрасневшимся от быстрой ходьбы и тяжелой ноши помощникам.
Книги были солидных размеров, в толстых деревянных, обтянутых кожей переплетах с медными застежками.
– Ну и хорошо, еще не раз в них заглянем. А сейчас и без них разобрались. Ведь правильно? – повернулся он к слушателям.
Правильно, правильно, раздались голоса. Завзятые сторонники Петра Ивановича молчали.
Глава 5
«Голуби вы, голуби!»
Долго же в этот вечер пришлось матушке ожидать мужа! Она покормила и уложила детей, а сама села было шить новую рубашечку Коле, потом отложила ее и взялась за книгу, но ни чтение, ни шитье не ладились. Время от времени она выходила в неосвещенную залу, приподнимала занавеску у окна и напряженно и безрезультатно всматривалась в темноту. Когда наконец послышались знакомые шаги, матушка вышла навстречу недовольная, но отец Сергий, торопливо глотая остывший суп, оживленно рассказывал разные эпизоды беседы, и Евгения Викторовна тоже оживилась и заинтересовалась. Старательно размешивая гречневую кашу, в которой никак не хотело таять масло, она расспрашивала о подробностях, радовалась удачным ответам, волновалась и трепетала, когда отец Сергий рассказывал, как он чуть было не осрамился. Может быть, они одни только не спали в селе в такое позднее время.
Нет, не только они. Неожиданно на улице против их окон раздалось пение. Своеобразный, тягучий напев духовного стиха, который поют бродячие нищие.
Голуби вы, голуби,
Голуби вы сизый!
А куда вы, голуби, летали?
А мы летали во Святый Град.
Певцы пели с чуть заметной гнусавинкой, с легким дребезжанием в голосе, но чувствовалось, что голоса молодые, сильные и что певцы владеют ими гораздо лучше, чем это нужно слепым нищим.
– Наши! Миша и Филарет!
Евгения Викторовна вскочила, чтобы бежать отпирать дверь.
– И еще кто-то с ними, – добавил отец Сергий.
– Подожди, я через коридор пущу, здесь ближе.
Через полминуты в коридоре загремел тяжелый засов и раздался веселый голос отца Сергия:
– Проходите, проходите, по ночам не подаем! Еничка, посмотри, ворвались какие-то хулиганы, и не выгонишь!
Конечно, это были Филарет и Миша и их товарищ Сашка Архангельский. Но отец Сергий был прав, назвав