Черный беркут. Михаил Нестеров
Сам Кори возлежал на глинобитном возвышении у восточной стены дома, пил чай и читал бейты из книги Исо-махмуда:
Доколе от безделья мы будем, увядая, умирать?
В твоих руках листы моей тетради: так собери их и используй!
Казий, отрываясь от книги, подумал, что писал это двустишие мудрый человек. «Мы будем, увядая, умирать...» – еще раз повторил судья, недовольно покосившись на откормленного волкодава, бесновавшегося у калитки.
«Кого там принесло?»
Ожидая доклада, судья посмотрел в чистое небо, где едва уловимые глазу зеленоватые оттенки постепенно переходили в ярко-желтые тона – это уже перед тем, как пронзительно-ярким пятном ухнуть в бездну солнца.
Эта мысль показалась судье неестественной. Получалось, что не солнце плывет по небу, а небо вращается вокруг светила, с податливостью жертвы отдавая себя пожирать вечному огню.
Слегка запутавшись в собственных умозаключениях, судья отвел заслезившиеся глаза и стал поджидать охранника.
Ибрахим торопливо подошел к суфе и почтительно склонился перед Кори-Исматом:
– К вам Безари Расмон.
Судья поморщился: вот кого он не хотел бы видеть в первую очередь. Когда люди Черного Назира уничтожили банду Расмона, тот набрал себе в отряд берберийцев или, как их еще называли в этих краях, бербер-хезаре – монголов, живущих в Афганистане, но говорящих на таджикском языке. Людей, которые умели воевать, и в жестокости им не было равных. У Расмона были деньги, он сумел завербовать в свой отряд берберийцев и до сих пор содержал их.
Отложив книгу, он сделал знак, чтобы Безари впустили.
Глава нижнепянджского братства приблизился и принял приглашение присесть на суфу. Ему подали зеленый чай с бараньим жиром, Безари сделал несколько мелких глотков.
– Я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, – гость недвусмысленно покосился на айван, за которым скрывался вход во внутреннее помещение главного дома.
Судья тоже посмотрел на террасу с высокой аркой, однако остался на месте.
– Поговорим здесь, Безари. Так что ты хотел мне сообщить? Надеюсь, новость окажется для меня хорошей.
– О да, конечно! – воскликнул полевой командир. – Только благодаря тебе Черный Назир сейчас в моих руках. Я посадил его в старый абхан[3], пусть привыкает.
– Видит Аллах, это хорошая новость для всех нас.
К суфе подбежал племянник судьи, мальчик лет восьми, и попросил разрешения взять лепешку.
– Возьми и не мешай нам, Рузи, – велел судья.
– Спасибо, Кори-амак.
В это время во двор быстрой походкой вошел человек в запыленном халате и прошептал несколько слов на ухо Кори-Исмату. Судья несколько раз кивнул, лицо его выразило удовлетворение. Он отпустил посыльного и снова обратился к гостю.
– Один из моих людей, Безари, случайно стал свидетелем обмена. Он проводил семью и людей Орешина до самой Шаргуни. С ними все в порядке.
Безари приподнял брови.
–
Абхан (таджик.) – нужник, отхожее место.