Границы компромисса. Рассказы, написанные по-разному. Глеб Уколов
удерживая диалог в пространстве здравого смысла:
– Ну, вот вы мне ставите тройки, хотя я отвечаю на уроке. Почему?
– Ты игнорируешь меня как учителя. Тебе не важно, что я говорю. Зачем ты мне нужен на уроке, если ты отвечаешь не по учебнику? Вот и учительница английского на тебя жалуется…
– А чего она жалуется? Я прочитал текст правильно и быстро.
– Ты прочитал слишком быстро. Так не читают. Когда читают – прочитывают то, что написано. Произносят написанные буквы и слова. – А ты не читал. Ты угадывал! Ты просто знал, что там написано.
– Я всегда так читаю. Я вообще, когда читаю, то не вижу букв и слов. А сразу вижу образы. И не задумываюсь над буквами. А если я так читаю по-английски – это ведь хорошо. Я ведь не в первом классе, чтобы читать по слогам.
– Задание было – прочитать! А не увидеть образы… Учитель ведь лучше знает, что нужно, и как правильно. А если Ты делаешь все по-своему, как у тебя может быть хорошее поведение?
– Тогда это оценка не за поведение, а за послушание.
– Да. А ты ещё не понял?
– Уже понял…
Мне действительно стало сильно грустно от этого замкнутого круга порочных смыслов. Когда все это кончится? Это же не может продолжаться вечно. Абсурд должен укусить себя за хвост, как змея. А потом сожрать. Потому, что абсурд подпитывается абсурдом.
Я что-то ещё думал, и типа молился. «Пусть этот дурацкий мир абсурда сдохнет…»
И мне показалось, что в этот момент кто-то очень далеко икнул, как будто я о нем подумал. Икнул и подавился.
На следующий день был траур. Умер очередной генсек. И все начало рушиться.
Никотиновое равновесие
Я никогда не курил. Даже не пробовал никогда. И даже когда попал в армию – постарался сохранить легкие в девственной чистоте. Не знаю для чего. Так мне тогда казалось правильно.
В пыльной краснодарской степи, тем более душным летом, и говорить-то не о чем. Можно было б хоть покурить. Но я всегда старался оградить себя от привычек, которые бы за меня управляли моей жизнью.
День жаркий. Мы косим траву на огромном поле, и нет ему конца. Мы шагаем в ногу и резко проводим лезвием над самой землей справа налево. Если нас не остановит обед, то дойдем до Краснодара.
Обед не скоро, но делаем иногда перекур. Мой сослуживец, грузин из Владикавказа, сидит в тени огромного стога свежего сена и курит. Я сижу рядом, играю соломинкой и щурюсь на солнце. Я думаю о смерти от рака легких и о никотиновой зависимости. Хотя мне-то все равно… Просто интересно.
Он был как молодой бычок трехлетка. Всегда немного ссутуленный под тяжестью своих плеч. Всегда как будто искал, куда бы засунуть свои кулаки. Большие такие…
Когда он бывал в наряде с тупым штык-ножом на ремне, то был даже опасен.
Я понимал, что мой вопрос не имеет никакого смысла. Но никакого смысла вообще не было в этой степи. Летом вообще мало смысла…
– Зураб. Зачем ты