Кубанский хмель. Мюзикл. Виктор Васильевич Дрожжин
А, почему втихую, поймёшь сама когда прослушаешь. Ну, так и слушай, и запоминай, – с некоторой заминкой произнёс он и, тут же тихо, сочным баритоном, «акапельно» запел:
Расстелилось полюшко скатертью,
Словно было выткана матерью
Невообразимая волюшка,
Только пала горькая долюшка.
Подобравшись тихою сапою,
Всей своей звериною лапою,
Навалился змей – сила тёмная,
Застонала Русь подъярёмная.
Эй, эй… поле,
Эй, эй… воля.
Эй, эй… доля,
Эй, эй… неволя.
Прослушав запев и припев, дед Гена взял из – за спинки заднего сиденья гитару, которую везли с собой девчонки, и тихими аккордами всё больше налегая на басовые струны стал неуверенно аккомпанировать другу. Чувствовалось, что песни он не знал заранее и потому в аккомпанементе проявлял поначалу некоторую неуверенность. Но, от куплета к куплету гитара звучала всё смелее.
Рвёт когтями, зверь, груди белые
Песнь свою поёт, оголтелую.
Будто бы вино очень спелое
Кровь сосёт взахлёб, по умелому.
А, во лбу звезда рдеет красная,
Словно пильный диск, дну, клыкастая,
Режет всею силой зубастою
Города и веси несчастные.
И, пока над нами глумится он
Не видать нам чистой криницы,
Не дышать нам воздухом утренним,
Не стоять в покое заутреню.
Но, доколе всё это терпится?
Ведь без нас ничто не изменится.
Разве ж мы настолечко пьяные,
Чтобы ждать свободу желанную?
Ты ж, пойди во поле кручинушка
И, своей могучей дубинушкой
Сокруши хребет, окаянному,
Нет ему вовек покаяния.
Ты, взойди, взойди солнце ясное,
Разгони погоду ненастную,
Обогрей лучами искристыми
И, верни нам души, пречистыми.
Эй, эй… поле.
Эй, эй… воля.
Эй, эй доля,
Эй, эй… неволя.
Дед Константин умолк закончив песню. И, некоторое время они ехали по федеральной трассе, проложенной среди широко раскинувшейся кубанской степи, в некотором, раздумьи. А, потом его внучка сказала:
– Песня очень грустная и ритм, какой – то не вполне понятный. – На что дед ей ответил: —
– Песня, видать времён расказачивания, а то и с гражданской. Не знаю. Дед мой ничего про это не сказывал. А, вот что касаемо сложностей ритма, то я и сам долго не мог разобраться. И, только когда уже немало поиграл, понял, в чём тут хитрушка: – И, он тут же объяснил.
Понимаешь. Песня в ритме на восемь четвертей. То есть музыкальный такт не четыре четверти, а в каждом такте восемь четвертей, —
– Дак, это ж два такта по четыре четверти – перебила его внучка, —
– Э…э… н…е…т, – протяжно и с ухмылкой ответил дед. Так, да не так.
Вот в запеве такт на восемь