Человек, о котором говорил Нострадамус. Эдуард Майнингер
в морфлоте побывал! Впереди был самый тяжелый пятый семестр. Электроника, которую я всегда ненавидел, теоретическая физика, математическая физика – тут уж было не до халявы. Все эти экзамены надо было сдать письменно. А у меня был такой перерыв. Но ничего не поделаешь – пришлось впрягаться. Я учился старательно, как мог. За прошедшие годы я сильно деградировал. О моей физматшколе остались лишь воспоминания. Поэтому и тройкам я был рад. «Главное – сдать!» – был мой девиз. Прошел худо-бедно семестр – вот и зимняя сессия на носу. Электронику и математическую физику я сдал на тройки с первой попытки. За теоретическую физику я волновался меньше. Но все-таки именно на ней я пролетел в первый раз. Это меня не испугало. Был у нас один балбес по имени Слава Чуприков, так вот он сдавал этот предмет целых пятнадцать раз!
Семенец очень интересовался моими «успехами» на экзаменационном поприще. Мне смешно об этом говорить, но этот крест из Барнаула думал всерьез, что я тупой и мне просто тяжело учиться. Но это его дело. Теоретическую физику я сдал на три со второй попытки. Надо сказать, что наш профессор Кольчужкин был очень требовательным преподавателем. Он был известным на Западе экспертом в области теоретической физики. Его статьи даже печатались в западных журналах. Одним словом – величина!
В общем, сессия прошла мирно, хоть и не блестяще. Но что взять с меня – горе-студента. Отстрелявшись на тройки, я успокоился. Наступил новый 1993 год. Мои ровесники, с которыми я начинал учиться, были уже на пятом курсе!
А я только на третьем, впереди еще два с половиной года. Опишу события, которые происходили в общаге за то время, пока я работал дома в Новокузнецке. В нашем общежитии появились крутые. На восьмом этаже, где проживали наши физико-химики, выделилась группа бывших студентов. Во главе их стоял Кувшин. Настоящее его имя – Олег Брагин, я жил с ним на абитуре 1987 года и немного знал его. Его история была проста. На первом курсе старшаки заставляли его мыть за собой посуду – одним словом, унижали его. Он, как и я, занимался в молодости штангой в спорткомплексе «Томь», со временем почувствовал силу. Старшаки ушли, и он понял – его время пришло. После нового 92-го года Кувшин с группой единомышленников «поднялись». Они отхуярили чайником по голове пол-этажа. У других же появился страх.
Так Брагин и его бригада стали нашими крутыми. Впоследствии они, полностью забросив учебу, обложили данью ларьки на базаре и тому подобное. В общаге было неспокойно. Наш пятый этаж отличался сравнительным спокойствием, на восьмом же царил беспредел.
Кроме того, и на нашем пятом становилось неспокойно. Студенты с Казахстана, а их было много, в основном 73 и 74-го годов рождения, отличались склонностью быковать. После каждых пьянок, особенно под Новый год, этаж был усеян битым стеклом. А однажды кто-то из них написал кровью свое имя на стене. «Пиздец, – думал я. – Где я? Среди студентов или на зоне строгого режима?» На этот вопрос ответить было тяжело.
1993 год я встретил мирно – без драк и без эротических