Клинок Богини, гость и раб. Анастасия Машевская
что Агравейн не только привлекателен внешностью: он крепок верой, довольно умен, образован и обладает прекрасным чувством юмора. К тому же ему хватало ума не превозносить Шиаду только за «невероятно прелестное лицо» и «удивительно ладную фигуру». По какой-то причине ощущение, что они едва знакомы, упрямо не возникало. Напротив, Шиаде казалось, что она знала Агравейна уже неправдоподобно давно. И почтительность принца к ней самой мало-помалу усиливала в жрице глубокое уважение.
Наутро пятого дня, едва занялся рассвет, Шиада и Ринна, выйдя во двор, приветствовали восходящее солнце Девственницы Тинар. После обряда кузины присели на траве.
– Наконец-то спокойно, – проговорила Шиада, глядя в чистое лазурное небо.
– Гораздо лучше неистовых празднеств, в которых благочестивые христиане, без умолку талдычащие про мораль и необходимость воздерживаться в земных удовольствиях, упиваются до безумия, – заметила Ринна со свойственной ей прямотой.
Шиада усмехнулась:
– Хорошо, что после такого количества выпитого замок будет отсыпаться до полудня, и мы можем насладиться тишиной. Она пойдет на пользу ребенку, которого ты носишь.
– Хочу, чтобы это была девочка, – дрожа, проговорила Вторая среди жриц. – Хочу иметь ребенка, которого обязана отдать Богине. После пусть будут хоть одни сыновья, пусть даже ни один из них и не станет друидом, пусть даже вовсе не будет у меня детей, но одну дочь я должна Праматери Богов и людей. – Ринна закрыла глаза, смаргивая слезы, которые давно разучилась проливать.
Шиада осторожно взяла сестру за руку и тихо прошептала:
– Этот ребенок будет жить, вот увидишь.
– Пути Матери неисповедимы. И ежели…
Шиада резко сжала ладонь сестры:
– Не думай о таком. Трижды в твоем чреве зрела жизнь, дважды ты воспроизвела ее – большего не взыщет и Праматерь. Этому ребенку уготована великая судьба храмовницы Ангората. – Шиада лучилась верой.
Ринна благодарно взглянула на кузину:
– Спасибо, Шиада.
Еще долго взгляд двух пар женских глаз – цвета сердолика и цвета антрацита – пронзал поднебесье.
Погода, обещавшая с утра быть солнечной, обманула ожидания многих. Неистовый ветер развевал на вершине замка знамена, означенные могучегрудым, замеревшим в атаке на задних лапах бурым медведем на зеленом полотнище. Сгибались деревья и травы, когда одинокая всадница, укутанная в шерстяной плащ, выехав за крепостные стены, держала коня рысью по окрестностям города. В то же время два герцога и два друга – Стансор и Лигар – улучили момент для разговора. С их последней трезвой встречи – вот такой, а не с мечом на перевязи напротив полчищ врага – прошло много времени.
На замковом парапете стояли Рейслоу Стансор и, пожалуй, лучший его друг, первый человек в королевстве после Нироха – герцог Берад из дома Лигар. Мужчина тридцати семи лет, покрытый шрамами и горьким опытом прожитых лет. Одна из боевых отметин рассекала лоб прямо над левой бровью. Брови были