Es schwindelt. Дмитрий Гуренич
кабинету, садился снова рывком за стол и опять писал. Начинал день с писем, а потом принимался за статьи. Тетрадку свою синюю было совсем забросил, а потом опять достал, перечитал что-то, зачеркнул, исправил.
Она в это время занималась делами. Таксомоторы, извозчики, кое-где и на трамвае. Заглянуть на почту – нет ли чего до востребования. В аптеку – прикупить ещё серы. В разных магазинах готового платья покупала для Ильича всё, что нужно: костюм-тройку, полдюжины сорочек с воротничками, галстук (тот самый, в горошек), подтяжек две пары, ну и всё прочее, что требуется – бельё, платки, запонки.
Шляпных магазинов объехала несколько. Ничего не смогла выбрать для Ильича. И борсалино, и федора – всё не то. Ну не в котелке же ему действительно… Зато присмотрела прехорошенькую шляпку для себя. Примерила. Буржуазно, но идёт. Купила. Нигде ничего не брала в кредит. Везде платила финляндскими марками. Говорила то по-русски, то по-фински, то по-шведски.
И ещё в разных местах, в разные почтовые ящики опускала конверты. И ещё покупала газет.
Однажды вернувшись, она застала Ленина в кабинете не за столом, как обычно, а вытянувшимся на кожаном диване. Стопка исписанной бумаги лежала на столе, карандаши, перья – всё аккуратно сдвинуто на край стола. Работа закончена.
– Я посмотрю?
– Да, пожалуйста, прогляди.
Она села за стол. Пододвинула лампу, начала читать, местами про себя, местами вслух:
– «К числу наиболее злостных и едва ли не наиболее распространенных извращений марксизма господствующими социалистическими партиями принадлежит оппортунистическая ложь, будто подготовка восстания, вообще отношение к восстанию, как к искусству, есть бланкизм»5.
– По-моему, всё хорошо, только «социалистическими» я бы взяла здесь в кавычки, потому что по сути – какие они социалисты?
– Да, только непременно в двойные (показал пальцами). Можешь править прямо там. Спасибо.
– Уже поправила. И дался тебе этот Бланки6. Про него уж и не помнит никто.
– Ты не понимаешь, если сразу не отмазаться от бланкизма, то приклеют потом как ярлык, и не отмоешься. А так мы подстраховались.
– Ну, пусть будет. Но тогда надо и «бланкизм» тоже в кавычках.
– Резонно, правь.
Дальше читала всё больше про себя, реагировала одобрительно, замечания делала иногда по стилю, например:
– Вот ты тут пишешь: «…раз есть налицо эти условия, то отказаться от отношения к восстанию, как к искусству, значит изменить марксизму и изменить революции»7. По мне, так лучше и не скажешь, но зачем два раза подряд «изменить». Может быть лучше «изменить марксизму и революции»?
Ильич замотал головой как лошадь:
– Ни в коем случае. Именно два раза, а лучше бы три. Обвинения в измене – они, знаешь ли, самые сильные. Наше дело припечатать измену, их дело теперь отмываться.
– Согласна. А вот дальше я не пойму немного, ты пишешь: «Величайшей ошибкой было бы думать»8, –
В. И. Ленин. Марксизм и восстание. 1917. ПСС. Т. 34. С. 242-247.
Луи Огюст Бланки (фр. Louis Auguste Blanqui, 1805– 1881) – французский политический деятель и революционер, коммунист-утопист, организатор тайных политических обществ и заговоров; провёл в общей сложности более 30 лет в тюрьмах.
Там же.
Там же.