Три королевских слова. Агата Бариста
вещь. Она никогда, никогда не интересовалась астрономией до такой степени, зачем же она полезла на крышу?
Меня никак не оставляла в покое еще одна деталь. Кассовый чек из магазина оптики, смятый в комочек. Женя ведь была очень практична. У нее даже было заведено несколько подходящих коробок из «Икеи», куда складывались мелкие документы, рассортированные по видам: квитанции, чеки, гарантийные талоны. Когда мы перевозили Женькины пожитки из общежития на квартиру к Егору, мы также захватили с собой упаковки из-под электрического чайника и от утюга – только потому, что у этих приборов еще не кончился гарантийный срок. Как же она могла так наплевательски отнестись к финансовому документу на солидную сумму?
Я то и дело представляла себе, как Женька едет домой со злосчастным прибором и мнет, мнет, мнет в кармане чек на покупку. Было что-то в этой картине такое, от чего у меня по коже бежал озноб.
Я даже съездила в тот магазин оптики, чтобы поговорить с продавцом, оформлявшим злополучную покупку. Но выяснилось, что тот сотрудник накануне уволился и покинул город, не оставив нового адреса.
А вскоре и Егор пришел в кофейню в последний раз.
– Я отчислился, – хмуро сообщил он. – Перевожусь в Москву, в Академию Госмагии. Начну с нуля. Меня еще в семнадцать лет туда записали, но я рисовать хотел, поэтому и не стал поступать.
– А как же ты увернулся? – Я вспомнила свой кувшин с чаем из оленьей травы.
– У меня дядька в Мадриде служит. Он связи поднял и «отмазал» меня.
– А зачем же ты теперь?.. – спросила я, уже догадываясь зачем.
– Если бы я в свое время не отказался от изучения магии, я бы мог спасти Женю. А мазня моя никому помочь не сможет. Может быть, это судьба меня наказала – за дезертирство.
– Наверное, ты прав, – сказала я. – Сама недавно думала, что надо было в Академию идти, на медицинский. С моим уровнем меня куда хочешь приняли бы. А я тоже дезертировала. Но ты-то, ты художник от Бога, знай, что картины твои чудесные. Не бросай это дело. Ты же сможешь рисовать просто так, для души?
– Не знаю. Может, когда-нибудь и смогу, – помолчав, вяло отозвался Егор. – Сейчас не хочется. Ничего не хочется. Я дела улажу и к Жене на лето уеду. Увидимся. – И с этими словами он исчез из моей жизни тоже.
Я осталась совсем одна.
Снежинка, как всякий фамильяр, остро чувствовала подавленное настроение хозяйки и большей частью спала, свернувшись в клубочек. Я была глубоко благодарна ей за то, что она не приставала ко мне с соболезнованиями и не знакомила меня с оптимистичными историями из Катнета, как делала обычно, когда я была не в духе из-за каких-то пустяков.
Я наконец-то взяла себя в руки и смогла рассказать маме о несчастье с Женькой. Раньше мне до такой степени не хотелось говорить об этом, что, когда мама передавала приветы Жене, я бодро отвечала: «Ага, передам». А Женька в это время уже лежала в гипсовом коконе, опутанная проводами и трубками, с мертвым белым лицом, недвижимая и безмолвная.
Мама ужаснулась известию,