География одиночного выстрела. Андрей Курков
а ты останешься в нем.
И, произнеся это, опустил ангел руку, и пуля, бжикнув, понеслась куда-то не высоко и не низко над землей, пробивая и листья, и стволы деревьев.
Пораженные всадники стояли неподвижно, и даже лошади их, казалось, затаили дыхание.
Ангел развернулся и пошел, понуря голову, по тропинке в том же направлении, что и до встречи с этими людьми, пошел вслед за пулей.
Горечь испытывал он от происшедшего, и уже сожалел о том, что своею силою отправил нацеленную на него пулю творить суд. Но остановить ее он уже не мог, как не смог бы слово в слово повторить то, что когда-либо говорил, или второй раз прожить то, что однажды уже было прожито.
Глава 3
Когда телега выехала из села и по обе стороны дороги улеглись колхозные поля, возчик обернулся к Павлу и, придирчиво буравя его взглядом, спросил:
– Нешто ты и есть тот самый, что самым справедливым станет?
Удивленный вопросом, Павел пожал плечами.
– Не хошь – не говори, – сказал через минуту, так и не дождавшись ответа, старик-возчик и снова повернулся лицом к дороге. – Если станешь – все одно узнаю. О справедливых слава враз по всей земле идет. Хоть фамилию свою назови, чтоб знать: тебя вез али нет.
– Добрынин, – негромко произнес Павел.
– Хорошая фамилия, – кивнул, не оборачиваясь, возчик. – Богатырская. А я у вашего колхозного бригадира ночевал, вот он мне и говорил вечером про тебя – честный, говорил, до глупости. А я его этих слов не одобрил. Я ему так сказал: честность – она не от глупости, а от совестности, когда человеку чужого не надо и своего не жалко. Я ему так и сказал. А он не согласился. Вот тогда я и подумал – и почему это в нашей стране так мало народ честность в себе уважает? А?
– Не знаю, – признался Павел.
– Вот и я не знаю. А ведь я тоже народ, и тоже не очень в себе эту честность уважаю. В других уважаю, а в себе – не очень. Вот и вчера вечером… Ну выпили мы с этим бригадиром, а он мне такую маленькую книжечку показывает – сам Ленин, говорит, написал. Ну а я глаза вылупил – я ж про Ленина слыхал, – и вот когда бригадир в погреб полез за огурчиками солеными, взял я эту книжульку и под рубаху спрятал. Украл, в общем. А зачем? Ведь неграмотный я. И старуха моя неграмотная. Вот еду теперь и мучаюсь. Хоть и не очень, если по правде…
– Нехорошо это, – вздохнул Павел.
– Да знаю я, знаю, – вздохнул в ответ старик. – А что ж теперь делать?
– У вас в районе школа есть? – спросил Павел.
– Конешно.
– Ну, тогда возьми и отдай ее в школу, чтоб дети читали. Там-то она пользу принесет, – рассудительно сказал Добрынин. – Да и большую, чем в бригадирском доме.
– О-о-о… – задумчиво протянул возчик. – А и на самом деле мудро… и справедливо… Так и сделаю. Тебя сперва отвезу, а потом сразу в школу, я там эту, что грамоте учит, знаю. Ей и отдам.
Ехали они еще долго – лошаденка была старой и едва переставляла ноги. Телега для нее была, все равно что двести вагонов для слабосильного паровоза. Старик то молчал,