Русско-украинский исторический разговорник. Опыты общей истории. Коллектив авторов
более красочное и велеречивое киевское и галицко-волынское летописание связывали с особенностями живой натуры южан.
Точно так же в княжеских усобицах видели столкновения земель, а точнее населяющих их этнических общностей. В событиях древнерусской истории старались разглядеть истоки тенденций развития будущих восточноевропейских государств и народов. Во мнимом самовластии Андрея Боголюбского усматривали зачатки будущего московского самодержавия. В не менее мнимом вечевом и «федеративном» укладе южнорусских земель видели черты, якобы присущие малороссийской (украинской) истории. В целом на Киевскую Русь накладывали этническую карту XIX века. В результате в конфликтах, где по разные стороны оказывались суздальские и киевские князья, можно было подозревать российско-украинскую вражду.
Едва ли не самым болезненным в исторических спорах был вопрос о преемственности Киев – Владимир. Традиционная для российской историографии концепция зазвучала по-новому с точки зрения национальных историй. Если преемственность была, значит древний Киев был великорусским. Этот взгляд, связанный с именем Михаила Погодина, был неприемлем для украинской историографии. Если же Киев был малорусским, то это не преемственность, а враждебный разрыв, более того – унижение Киева Владимиром (читай: русскими украинцев). Соответственно нужно было как-то спасать ситуацию. Михаил Грушевский дал рецепт: горечь от разрыва с Владимиром он компенсировал идеей о преемственности Киев – Галич. Старая концепция московских исторических текстов получала зеркальное (украинское) отражение.
При всей кажущейся современному читателю естественности этих построений надо подчеркнуть: ничего общего со средневековой реальностью они не имеют. В том смысле, что вся система категорий здесь анахронична. В частности, совершенно не естественным является национальное прочитывание междукняжеских (именно так, а не межэтнических) отношений в Киевской Руси. Сама же «историческая преемственность» является абстракцией.
В XII веке выбор «Киев или Владимир?» не стоял. Несмотря на заклинания старых российских историков, никаких свидетельств «перенесения столицы» из Киева во Владимир и «унижения» Киева нет. Город оставался старейшим столом Руси, обладать которым князья стремились еще и накануне 1240 года. 1169 год не выглядит в наших источниках фатальным рубежом. В Киеве поменялся князь. Вместо Мстислава Изяславича в нем сел Глеб Юрьевич, переяславский (тоже «южный») князь, брат Андрея Боголюбского. Но почему не сам Андрей? В его действиях необычным было только одно. Будучи с некоторого времени генеалогически (и физически) старшим в родне, он мог претендовать на главенство в клане Мономаховичей, что собственно и делал. Он пытался влиять на то, кто сядет в Киеве и будет контролировать Новгород. Но при этом Андрей отказался от личных претензий на Киев и сосредоточился на обустройстве своей Суздальской земли. Возможно, пример отца – Юрия Долгорукого, всю жизнь боровшегося за Киев,