Принцесса викингов. Симона Вилар
над воротами, когда Орм выпускал из клетки этого хищника.
Зверь потерся о ногу Снэфрид, словно ручной котенок, и глухо замурлыкал. Лебяжьебелая приучила его брать пищу из ее рук. Кроме нее, хищник признавал только Орма, который чистил клетку и кормил его, когда хозяйке было недосуг.
Оставив зверя во дворе, Снэфрид стала спускаться в подземелье по выщербленным ступеням. Здесь царил полный мрак, пахло плесенью, но Снэфрид шла уверенно. Орм же отставал, оступаясь на старых камнях. Его всегда поражало умение госпожи ориентироваться в темноте. Но вскоре впереди, за дверью у входа в крипту, стал угадываться свет.
Сейчас уже ничто не напоминало о том, что здесь была подземная молельня христиан. В слабом свете коптящей лампы по углам виднелись толстые колонны, поддерживающие полукруглый свод. На стенах еще остались неясные следы росписи, правда, лишь под самым куполом, так как внизу краска облупилась от сырости. Бородатый Бог Отец с нимбом и греческим крестом над головой осуждающе глядел на пришельцев близко посаженными византийскими глазами.
Теперь это место было избрано женщиной, слывущей ведьмой, для своих тайных и нечистых дел. На поставцах вдоль дальней стены стояли черепа людей и животных – лошадей, клыкастых кабанов, длиннорогих туров. На вбитых в свод крюках висели высушенные тушки летучих мышей, некоторые просто-таки чудовищно огромные, с мордами выходцев из преисподней. Комки белой глины на широком столе, чучело филина, какие-то кости, а еще ножи – из лучшего металла, сверкающие, как драгоценности, среди этих омерзительных предметов.
Там, где прежде на небольшом возвышении располагался алтарь, теперь стоял бронзовый стол на изогнутых ножках, с небольшим углублением в центре, которое заканчивалось отверстием. К столу-то и направилась Снэфрид. Она так же ласково погладила металл, как перед тем гладила зверя, и только после этого взглянула на маленькую худую женщину, кормившую грудью завернутого в тряпье младенца. Рядом с ней на корточках сидела старая Тюра, что-то монотонно напевая, раскачиваясь и громыхая костяными амулетами, подвешенными на просмоленной бечеве к ее клюке. Почувствовав на себе взгляд Снэфрид, Тюра подмигнула ей и, не переставая напевать, кивнула в сторону нищенки.
Снэфрид подошла ближе и увидела у той в глазах страх. Веки женщины были изъедены болячками, сбившиеся в колтун волосы свисали набок, подхваченные убогим подобием заколки. Но ребенок, сосавший вздувшуюся от молока грудь, был крупный, лобастый, с чистой кожей.
«Даже таким тварям боги даруют способность производить потомство. Даже таким, но не мне», – промелькнуло в голове у Снэфрид.
Нищенка, дрожа, неотрывно глядела на госпожу с небывалыми разноцветными глазами.
– Пресветлая госпожа, – залопотала она срывающимся голосом. – Молю, во имя Господа, скажи, что станется с моим дитятей?
«Поздно же ты спохватилась. Об этом следовало думать раньше, до того как ты решилась принести его».
– Сколько